Цивилизация Просвещения

Мы уже отмечали динамизм Востока. В России этот динамизм достигает максимума в 1762–1782 годы. Еще одна область стремительного роста — Венгрия. В конце XVIII века венгерское пространство постепенно становится закрытым, а статистические данные — определенными. После сумасшедшего роста 1690–1770 годов наступает некоторый спад. По подсчетам Золтана Давида, в конце XVIII века в Венгрии проживали «в 1787 году 3,5 млн. венгров, 1,55 млн. румын, 1,25 млн. словенцев, 1,05 млн. немцев, 340 тыс. русинов, 300 тыс. сербов, 120 тыс. хорватов, а также 280 тыс. представителей других национальностей». Отчасти неслыханные темпы роста середины XVIII века объясняются «восточным» типом брака (брак заключается в 20 лет или раньше), превалирующим в России, на востоке Польши и в Венгрии. Но в борьбе со смертью — никаких успехов. Замедление темпа в конце XVIII века объясняется закрытием «старых границ», войной, вспышками эпидемий. Отличие от Скандинавии разительно. В то время как в России и Венгрии наблюдаются мимолетные признаки замедления, не столь отдаленный Восток берет своего рода реванш. В раздробленной Польше происходит демографический взрыв. Как было недавно доказано исследованиями Л. Карниковой и статьей Паулы Горской, колоссальный подъем наблюдается и в Богемии. С 1785 по 1799 год был достигнут 11 %-й рост при уровне рождаемости примерно в 43 % и, что интересно, относительно низкой смертности в условиях позднего брака западного типа.

В Средиземноморье XVIII век соотносится с XVI, составляя его симметричное отражение на фоне отрицательной динамики долгого и катастрофического XVII столетия. Италия, относительно мало затронутая спадом XVII века, временно выступает по отношению к «приграничной» Испании в роли древней страны. В Испании, в окраинных областях — Каталонии, Валенсии, южной Португалии, Кантабрии, за столетие происходит трехкратное увеличение населения на фоне относительного застоя в центральных областях и совокупного удвоения. В Италии подъем XVIII века обусловлен двумя факторами: смягчением, как и везде, циклических кризисов и небольшим увеличением рождаемости по сравнению со спадом XVII века. Уровень смертности в Ломбардии в конце XVIII века остается невероятно высоким по сравнению с нормами Севера. В 1768–1779 годах смертность там вдвое превосходит смертность в Скандинавии в начале XVIII века. Столь высокие показатели смертности в достаточно плодородной и внешне благополучной Ломбардии находятся в тесной связи с сохраняющейся неграмотностью, малярией и женским трудом. Средиземноморский регион по-прежнему характеризуется молекулярной структурой, выявляемой на основе демографических тенденций.

Ригли, благодаря имеющимся у него цифрам, выявил смертоносное влияние болотистых равнин в Англии XVIII века; но нигде губительное влияние болотистых равнин не бросается в глаза просвещенным специалистам по социальной арифметике столь явственно, как в странах Средиземноморья. Какой контраст с торфяниками Польши и Белоруссии, с полезными для здоровья болотами на песчаных фильтрах! Просвещенные министры Карла III любили рис за его продовольственную ценность, но, будучи последовательными популяционистами, опасались неблагоразумно затопляемых рисовых плантаций. На территории маленького валенсийского королевства, в XVIII веке пережившего демографический взрыв всего на 22 млн. кв. км и утроившего численность своего населения, соседствуют перенаселенные области, благополучные гористые районы и вымирающие от малярии долины. Никто так ярко не отразил контраст между животворными микрорегионами и смертоносными низинами, как Эмманюэль Леруа Ладюри на страницах своих классических «Крестьян Лангедока».

Таково Средиземноморье — относительно неподвижное, достаточно невосприимчивое к новациям эпохи Просвещения, край контрастов, образованный областями высокого и низкого давления, источник бесконечно обновляющихся течений.

Средиземноморская Франция и Северная Италия также составляют часть густонаселенной Центральной Европы. Именно здесь в большей мере, чем где бы то ни было еще, решаются судьбы мира. В этом регионе, который может служить образцом new pattern брака, Европа научилась создавать человеческие ресурсы и, в наиболее благоприятных областях своей обширной территории, помогала им преодолеть первый рубеж великой битвы со смертью, победоносной битвы, неизбежно оканчивающейся поражением. На площади в 1,1–1,2 млн. кв. км, на этой древней обитаемой земле, где 25 поколений общей численностью от 30 до 50 млн. человек сменяли друг друга на протяжении семи веков, в этих освоенных человеком краях, где леса, ланды, пустоши нередко только казались уголками дикой природы, а в действительности были возделанными некогда участками, пришедшими в упадок, молекулярная теория демографического поведения позволяет ответить почти на все вопросы.