Читаем Цивилизация Просвещения полностью

Итак, в наших руках ключ одновременно к двум разным формам коллективного поведения — английской и французской. В Англии в конце XVII века контрацепция была в ходу: вспомним пэров, вспомним падение рождаемости в Колитоне в таких масштабах, которые исключают всякое другое объяснение. Это тактическое средство, его применение не афишируется; как только обстановка улучшится, оно будет отброшено без всякого сожаления. Начиная с 1730-х, а особенно с 1750-х годов Франция и Англия расходятся. В псевдоаскетической неоавгустинианской атмосфере предохранение путем прерывания полового акта практически неискоренимо без радикального изменения образа чувств и мыслей. Экономические рычаги здесь бессильны. Этическая награда за отказ от жизни, расцветающая в таких условиях пышным цветом, — это яд, извращающий ценности и желания, пускающий корни и распространяющийся — этакий душевный сифилис. Когда около 1750 года церковь осознала масштаб подмены, а значит, степень опасности, она лишилась власти; ей все-таки удалось затормозить распространение этой практики в традиционно набожных районах (например, в Бретани), впрочем мало затронутых неоавгустинианским образом чувств; но она так и не сможет искоренить интеллектуально и морально чудовищную традицию наделять этической ценностью добровольное прерывание сексуального контакта между двумя людьми. Отказ иметь детей, обусловленный аскетизмом, а не гедонизмом, составляет специфическое извращение психологического климата Франции.

Незаметно мы достигли уровня переменных. Контрацепция применялась всегда и везде. Ее методы могут быть достаточно грубыми, ее использование может быть более или менее широко распространенным. В общем и целом она обычнее для городов, чем для сельской местности, она легче приживается в открытых странах, чем в закрытых, она характерна в первую очередь для тех стран, где из века в век обитает много людей, для стран, дольше и гуще населенных. Как мы помним, ее масштабы варьируют в среднем чуть больше, чем в соотношении два к одному. В рассматриваемых обществах, тяготеющих к позднему браку, отклонение от среднего значения может составлять пять лет без учета аристократических браков, как правило очень ранних, что, впрочем, компенсируется более важной ролью полного отказа женщин от замужества. Рост населения повсюду подчиняется некоему и поныне во многом загадочному ритму, относительно которого мы только начинаем понимать, что он выстраивается вокруг интервала, равного, как минимум, одному поколению. В Англии ускоренный рост объединил несколько поколений в продолжительный период всплеска — с 1750 по 1860 год.

Взглянем на Францию — поистине несоразмерную и потому создающую лишь иллюзию целостности: она расплачивается скромными показателями XVIII столетия за очень долгий рост с середины XV века по 1680-е годы и относительно небольшой спад конца XVII века. Тем не менее, несмотря на наличие мальтузианских микрорегионов, в 1730—70-х годах население Франции растет в общеевропейском темпе. Обратимся к Англии: к 1300 году ее население достигает 4 млн. человек и до середины XIV века едва удерживается на этой отметке; в то время оно концентрируется в районе Лондона. С 1350 года оно стремительно сокращается — до 2 млн. человек в 1380—90-х годах, в течение 50 лет не может вновь начать расти — и утраивается рывком с 1430—40-х по 1630—40-е годы. Когда разражается первая революция, на авансцене появляется шестимиллионная Англия; плотность населения в ее центральных областях не превышает средневековую, зато в той же мере освоенными оказываются герцинские окраины запада и севера в направлении труднодоступных областей Шотландии. За это утроение Англия расплачивается не депопуляцией, а столетним топтанием на месте. С 1640 по 1750 год график изменения численности ее населения образует почти идеальную горизонталь. Вероятно, именно в XVII веке Англия подготавливает тот взрывообразный рост, который произойдет в конце XVIII века. Застой XVII столетия обусловлен не столько внешне неблагоприятной экономической и эпидемиологической обстановкой, сколько падением рождаемости за счет повышения возраста вступления в брак. Посмотрим на Колитон и попробуем, пусть бегло, сделать на основании этих цифр вывод для Англии в целом.

Таблица 1

Браунли даже помещает 1741 год чуть ниже 1711-го. Небольшой прирост на Британских островах в 1701—1750 годах обусловлен исключительно подъемом кривой в Шотландии и Ирландии. Ничто так не отличается друг от друга, как рост в Ирландии и рост в Англии, и это несмотря на явное сходство графиков: за сто лет в Ирландии население удваивается, в Англии — увеличивается на 60 %. В Ирландии рост достигается без каких-либо существенных изменений, за счет сохранения высокой рождаемости при высокой же смертности и низкой продолжительности жизни, за счет распашки ланд и скромных побед над дроком и торфяниками. Тяжело пострадавшая в XVII веке, Ирландия восстанавливается и обретает власть над своей землей. Ее крестьянский XVIII век соответствует континентальному XIII.

Перейти на страницу:

Все книги серии Великие цивилизации

Византийская цивилизация
Византийская цивилизация

Книга Андре Гийу, историка школы «Анналов», всесторонне рассматривает тысячелетнюю историю Византии — теократической империи, которая объединила наследие классической Античности и Востока. В книге описываются история византийского пространства и реальная жизнь людей в их повседневном существовании, со своими нуждами, соответствующими положению в обществе, формы власти и формы мышления, государственные учреждения и социальные структуры, экономика и разнообразные выражения культуры. Византийская церковь, с ее великолепной архитектурой, изысканной красотой внутреннего убранства, призванного вызывать трепет как осязаемый признак потустороннего мира, — объект особого внимания автора.Книга предназначена как для специалистов — преподавателей и студентов, так и для всех, кто увлекается историей, и историей средневекового мира в частности.

Андре Гийу

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология
Мифы и предания славян
Мифы и предания славян

Славяне чтили богов жизни и смерти, плодородия и небесных светил, огня, неба и войны; они верили, что духи живут повсюду, и приносили им кровавые и бескровные жертвы.К сожалению, славянская мифология зародилась в те времена, когда письменности еще не было, и никогда не была записана. Но кое-что удается восстановить по древним свидетельствам, устному народному творчеству, обрядам и народным верованиям.Славянская мифология всеобъемлюща – это не религия или эпос, это образ жизни. Она находит воплощение даже в быту – будь то обряды, ритуалы, культы или земледельческий календарь. Даже сейчас верования наших предков продолжают жить в образах, символике, ритуалах и в самом языке.Для широкого круга читателей.

Владислав Владимирович Артемов

Культурология / История / Религия, религиозная литература / Языкознание / Образование и наука