Цивилизационные паттерны и исторические процессы

В своих работах 1970‐х годов Арнасон критиковал ряд идей представителей Франкфуртской школы, сосредоточивших внимание на развитии инструментальной рациональности, но не учитывавших в должной мере социокультурную динамику капитализма. Чтобы преодолеть односторонность такого подхода, он обращается к «антиструктуралистскому» направлению во французской социальной мысли, в особенности к идеям Корнелиуса Касториадиса и Алена Турена. В 1980‐е годы Арнасон разрабатывает собственную социологическую концепцию, которая опирается на различные направления европейской философии и социологии: от феноменологического марксизма до веберианской теории. Хотя на формирование данной концепции повлияла веберовская традиция в исторической социологии, теоретическая позиция Арнасона нередко характеризуется как «поствеберианская». Отмечалось, что его теоретический подход представляет собой «соединение Вебера и Касториадиса»229. Большое значение для концепции Арнасона имели также различные версии социологического цивилизационного анализа.

В последние три десятилетия ХХ века в исторической социологии сложилось несколько теоретических направлений в изучении цивилизаций. Во-первых, Бенджамин Нельсон обратился к реконструкции классической традиции цивилизационного анализа, а также разработал концепцию межцивилизационного взаимодействия. Тем не менее труды Нельсона не получили широкого резонанса, а его подход оставался в значительной степени незавершенным. Во-вторых, произошло «новое открытие» концепции процесса цивилизации Норберта Элиаса и сформировался круг последователей данной концепции. Однако в трудах Элиаса и его сторонников рассматривается единый процесс цивилизации, хотя и допускаются его региональные особенности. В-третьих, Шмуэль Эйзенштадт заложил основы собственной версии цивилизационного анализа, на основе которой им впоследствии была сформулирована концепция множественных модерностей.

Как отмечает Джереми Смит, необходимо проводить разграничение между прежними цивилизационными подходами, которые, как правило, не являлись социологическими, и «современным цивилизационным анализом» как социологической парадигмой. В рамках данной парадигмы могут быть выделены «процессуальное», «интегративное» и «реляционное» направления, ведущими представителями которых выступают Элиас, Эйзенштадт и Арнасон230. Согласно Вольфгангу Кнёблю, работы Арнасона по проблематике цивилизационного анализа могут быть интерпретированы как непрерывный диалог с Эйзенштадтом231. В то же время Арнасон преодолевает характерное для Эйзенштадта выделение «культурной программы» той или иной цивилизации как определяющей все ее дальнейшее развитие. Арнасон понимает культуру как «констелляцию», в рамках которой креативность социального действия и влияние случайных событий могут изменить траекторию цивилизационной динамики. Отмечалось также, что концепция Арнасона «имеет ярко выраженную трансцивилизационную и транснациональную направленность»232. Данная концепция выделяет способность различных цивилизаций к взаимному обучению и заимствованию тех или иных культурных черт.

Арнасон подчеркивает значение процессов межцивилизационного взаимодействия, анализ которых осуществил Бенджамин Нельсон, сосредоточивший внимание на взаимодействиях домодерных эпох и раннего модерного периода. Развивая данный подход, Арнасон характеризует взаимоотношения Запада с другими цивилизациями как взаимодействие местных традиций, западных традиций и различных интерпретаций модерности, а также альтернативных версий модерности. Согласно Арнасону, на эволюцию российского общества повлияло сочетание всех перечисленных факторов. Он указывает, что особенности российской традиции, которая «сочетала периферийное положение в западном мире с некоторыми чертами особой цивилизации», способствовали формированию установки, соединявшей «отрицание западной модерности с претензиями на то, чтобы превзойти ее»233.

В своей книге «Несбывшееся будущее», посвященной советской модели модерности, Арнасон представил концепцию «имперской модернизации». Следуя по стопам Эйзенштадта, Арнасон указывает, что мобилизационные возможности имперских центров выделяют их среди традиционных государств. При этом «имперская воображаемость» могла оказывать существенное влияние на процесс модернизации. В своем сравнительном анализе происхождения советской и китайской версий коммунистической модерности Арнасон использует понятие «имперской революции». Он подчеркивает, что революции в двух распадавшихся империях в конечном итоге привели к воссозданию имперских структур на новых основаниях. В концепции Арнасона имперское наследие выступает одним из основных компонентов советской версии модерности. Как отмечает социолог, большевистское правительство унаследовало геополитическое положение и структурные проблемы Российской империи, но также и традицию осуществляемой сверху социальной трансформации.