— Так туземцы графически обозначают Таити, — ответил Гоген. — Он в какой-то сотне миль от Пиа Пи'а на юго-запад… А чуть в стороне — скрытые Острова, на которых гнездятся чернокрылые ангелы. Редкие европейцы, случайно кого-нибудь из них заметившие, принимают за вестника смерти. Ах, суеверные глупцы… Ну какие они вестники? Вон, вспомните хотя б того же Иуру.
— Я его и забыть-то ещё не успела, — улыбнулась Маша.
Художник закрывал тубы с красками и укладывал их в корзину. Сверху кинул испачканные куски бывшей шторы и положил на них связку кистей.
— Ну, всё. Готово, — улыбнулся он Маше, распрямив плечи. — Как думаете, Мари, она поймёт?
— Надеюсь, — сказала та, но увидев, как Поль переменился в лице, сразу исправилась: — Конечно, поймёт! Вы ж координаты оставили.
Но не выдержала. Рассмеялась.
Гоген вернулся к тахте. Сев на краешек, нежно погладил спящую женщину по волосам.
— Посмотрите, Мари, — обратился он к Маше. — Я нисколько не ошибся, говоря, что вы с ней очень похожи. Может ли такое быть?
— Ох, может быть ещё и не такое, — только вздохнула Маша.
Она хотела сказать что-то ещё, но в этот момент в дверь постучали.
— Это птица, — произнесли оба в один голос.
И точно. За дверью на светящемся полу переминался с лапы на лапу большой чернокрылый альбатрос с серебряным клювом.
— Вам пора, — произнес он голосом Иуру и, шумно взмахнув крыльями, скрылся с глаз долой.
Гоген на пару секунд обернувшись к спящей возлюбленной, вышел вслед за Машей и тихонечко прикрыл за собой дверь.
— Спасибо вам, Мари, — кивнул он. — За всё.
В уголках глаз его дрожали маленькие прозрачные слезинки…
Теперь Маша не вертелась по сторонам. Она, как, должно быть, и Поль думала о спящей женщине, оставшейся в той самой студии на Английской набережной. И искренне надеялась, что Ваиру Мати расшифрует послание.
— Во время нашей прошлой встречи, Мари, вы упомянули, что Предо оставил вам перо, — неожиданно произнёс Гоген.
— Разве? — удивилась Маша. — И что?
Нет, возможно, она и в самом деле об этом говорила, но какое это имеет значение сейчас?
— Вы его сожгли? Боже, Мари! Неужели вы забыли, что я просил… — и вдруг Гоген резко замолчал. Словно язык проглотил.
Перед ними прямо из воздуха соткался некто ужасный. Очень высокий и невероятно бледный. Гладко выбритый череп обтягивала почти прозрачная кожа, сквозь которую проступали напряженные синие жилки. Старый и грязный, размохрившийся снизу зелёный свитер скрывал до середины бедра тощие ноги, затянутые в узкие, протёртые до дыр голубые джины.
— В этом нет больше надобности, мсье Гоген, — произнёс неприятный тип. — Я имею ввиду упомянутое вами сожжение.
У Маши похолодело внутри.
— В любом случае, спасибо вам, легковерный чудак, — оскалился лысый.
— Кто вы такой? — вздрогнул живописец. — Мы знакомы? Не припомню…
— Ну и не надо, — перебив его, отмахнулся незнакомец. — Мы с вами встречались лишь однажды. Притом, очень давно. Да, это я надоумил вас сжечь перо, подаренное хранителем. Если б вы его не тронули, Ваиру Мати никогда бы не покинула остров. Эх, жаль я не смог заполучить её душу! Ну, ничего. Ведь есть ещё внучка!
— О чём вы? Какая внучка? Что вы сделали? Кого надоумили? — Поль решительно ничего не понимал. — Объяснитесь, мсье!
— Перед вами? В своём ли вы уме, гениус-гогениус? — неприятно хохотнул незнакомец. — Лично вас я более не задерживаю. Помните: истинный художник должен страдать? Вот и страдайте. Всего наилучшего.
Лысый сошёл с тропинки, пропуская Поля. Машу же, которая последовала было за своим спутником, крепко ухватил за локоть.
— А к тебе, милочка, у меня есть небольшое дельце.
— Немедленно отпустите девушку! — крикнул Поль, обернувшись.
— Ой, ступай уже, мучайся спокойненько… — вздохнул лысый. — Сказал же — не задерживаю. Что не ясно?
Он с силой ударил Гогена в грудь огромным кулаком. И тот, оторвав ноги от земли, пулей понесся в сторону выхода.
— Лети, милейший, на свой сказочный остров! — крикнул грубиян вдогонку. — И можешь передать чернокрылым, что Ферериус имеет к ним парочку вопросов!
Маша не испугалась. Наоборот. Разозлилась.
— Да по какому праву вы… Кто вы вообще такой?! — задыхаясь от гнева закричала она, пытаясь вырваться из клешней хама.
— Я кто такой? — снова загоготал отвратительный тип. — Я твой самый страшный кошмар, детка. Кажется, так говорят в ваших бездарных кинофильмах? Я — Ферериус!
Лысый, не отпуская руку девушки, развязно отвесил шутовской поклон и, сощурив бесцветные глаза, зловеще прошептал:
— А вот кто ты на самом деле такая и кому ты небезразлична, мы в ближайшее время постараемся выяснить.
Маша почувствовала, как сознание покидает её. Последним предметом, что она увидела, была безупречно отполированная вывеска. Над узенькой прозрачной дверцей.
«Международный водный альянс. Гроссмейстерская»…
Глава двадцать пятая
В лабиринтах чужой души