«Итак,
«В компании с Курселем, боцманом и еще двумя-тремя матросами… начали вязать нечто вроде плота, на котором рассчитывали спустить Адмирала на воду и так передать на миноносец. Рискованно, но другого выхода не было.
Плот готов. Кстати, пришел и Филипповский. Его вели под руки. После двух часов в тесном помещении боевого поста, наполненном дымом, он с трудом держался на ногах; лицо — черное от копоти и почти сплошь покрытое потеками запекшейся крови. (Он получил множество самых мелких осколков в голову — словно заряд дроби.) Бросились к башне.
—
нет… Положение было затруднительное…
— Что вы разглядываете! — вдруг закричал Курсель. — Берите его! Видите, он совсем раненный!
И словно все только и ждали этого крика, этого толчка… Все сразу заговорили, заторопились… Несколько человек пролезло в башню… Адмирала схватили под руки, подняли… но едва он ступил на левую ногу, как мучительно застонал и окончательно лишился сознания. Это было и лучше…»
«Адмирала с большими усилиями, разорвав на нем платье, протащили сквозь узкое отверстие заклиненной двери башни на кормовой срез и уж хотели подвязывать к плоту,
Сухопутные читатели, конечно, не смогут представить себе весь риск маневра, но морякам он должен быть понятен. Он пристал
Мотаясь на волне, миноносец то поднимался своей палубой почти в уровень со срезом, то уходил далеко вниз, то отбрасывался от броненосца, то стремительно размахивался в его сторону, каждое мгновение рискуя пропороть свой тонкий борт о любой выступ неподвижной громады.
Адмирала поспешно протащили на руках с кормового на носовой срез узким проходом между башней и
— Ура! Адмирал на миноносце! Ура! —
закричал Курсель, махая фуражкой…—
«Как я с моими порчеными ногами попал на миноносец — не помню… Помню только, как, лежа на горячем кожухе между трубами, смотрел, не отрывая глаз, на “Суворова”…
Это были мгновения, которые уже никогда не изглаживаются из памяти…
Миноносец у борта “Суворова” подвергался опасности не только разбиться. Как “Суворов”, так и “Камчатка” все еще энергично расстреливались японцами; на миноносце уже были и убитые и раненые осколками, а один удачный снаряд каждое мгновение мог пустить его ко дну…
— Отваливайте скорее! — кричал со среза Курсель…
— Не теряйте минуты! Отваливайте! Не утопите Адмирала! — ревел Богданов, перевесившись за борт и грозя кулаком Коломейцеву…
— Отваливайте! Черт возьми! Отваливайте! — поддерживал Вырубов, высунувшись из пушечного порта позади правой передней 6-дюймовой башни…
— Отваливай! Отваливай! — вторила им, махая фуражками, команда, вылезшая на срез, выглядывавшая из портов нижней батареи».
«Впоследствии Коломейцев рассказывал[300]
, что, считая броненосец погибающим (со стороны это было ясно видно), он спрашивал Богданова, Вырубова и Курселя,(Причем, конечно, броненосец должен был быть утоплен, и это было так нетрудно — мину в упор, в подходящее место, — и конец).
Но ведь для принятия такого решения надо было, прежде всего, осмотреть весь броненосец, убедиться, что все живые (здоровые и раненые) собраны в одно место, готовы к пересадке…
Надо было время, а времени не было… Каждое мгновение было дорого, каждое мгновение шальной снаряд мог пустить ко дну миноносец со всеми на нем находившимися…