Я спасла его жизнь, а он вторгся в мой дом. Разрушил. Сам дом. Меня. Всех нас. Угрожал моему отцу и мне, перевернул наши жизни, почти сломал, разбил и уничтожил, оставив после себя полнейший бардак, который мне разгребать и разгребать пока ещё неведомым способом. А теперь, как ни в чём не бывало, делает себе грёбанный смузи?!
С водкой…
Полбутылки оной враз выливает, включив блендер, превращающий все упомянутые ингредиенты в зелёную жижу.
Смеяться уже не хочется. Даже если это подкатывающая истерика. Слёз тоже нет. Хотя в глаза словно сухой стеклянной пыли насыпали, настолько больно смотреть. Я продолжаю просто сидеть немой статуей. Ровно до момента, пока не слышу:
– Ты знала, кто я такой, до этого вечера?
Серьёзно?!
– А должна была?
Стоило бы просто и правдиво сказать “Нет”, однако слишком уж интересно становится, какие теории водятся в его тёмной и извращённой голове по поводу происходящего, а не только в моей. Ведь от этого напрямую зависит будущее. Не только моё.
Встречный вопрос Каю совсем не нравится. Он брезгливо морщится, выливая из блендера всё его содержимое в высокий стеклянный стакан, после чего идёт ко мне, прихватив с собой табурет. Устанавливает его прямо передо мной. Усаживается напротив. Сверлит мрачным нечитаемым взором, явно про себя обвиняя меня во всех грехах этого мира.
– Тебя подослал твой отец? – перефразирует свой вопрос.
– Чтобы ты стал добрее? – язвлю в очередной раз.
Мужчина на это лишь вопросительно выгибает бровь, продолжая сверлить ментальную дыру ненависти в моей голове.
– Если бы это было в самом деле так, то очевидно напрасно. Добрее, как мы все успели заметить, ты не стал, – пытаюсь остановить льющееся из себя наружу дерьмо, но не выходит.
На чужих губах расцветает небрежная ухмылка.
– Ну, почему же, – отзывается флегматично Кай. – Как раз благодаря тебе все живы, – салютует мне стаканом, вроде как в качестве поздравления за озвученные заслуги, после чего отпивает первый глоток, вместе с тем не переставая пялиться исключительно на меня. – Пока что, – добавляет всё также небрежно.
На этот раз нервный смешок сдержать мне не удаётся.
– Пока что? – переспрашиваю.
Теперь он молчит. Подозреваю, намеренно. Мучает меня этим затянувшимся неведением. И совсем не спешит допивать гадость в своём стакане. Растягивает каждый последующий глоток. Могла бы поклясться, наслаждается каждым из них сполна, пока я раз за разом перематываю в своей памяти его последние слова, истошно мечтая вытянуть из него больше и одновременно с тем пересесть куда-нибудь подальше, а ещё лучше вообще свалить из этого места.
В конце концов, банально не выдерживаю.
– А давай просто договоримся? – предлагаю, хотя и ничего нового, едва игра в безмолвные гляделки заканчивается, он допивает зелёную жижу и встаёт с табурета, возвращаясь на кухню.
Не реагирует. Стакан убирает в посудомойку.
А у меня нервы и так на пределе!
– Чего ты хочешь? – подскакиваю на ноги. – Просто скажи, что мне сделать, чтобы это всё закончилось! – бросаю в отчаянии.
Выходит куда громче, нежели рассчитываю. Зато результативно. Мой крик словно бьёт по его разуму, слишком заметно отражается на мужском лице неприятное болезненное чувство. А как только Кай справляется с ним, заново поравнявшись со мной, подхватывает под локоть, ведёт за собой вглубь жилища.
В спальню.
Там…
Глава 12
Бардак. Из мебели – всё та же массивная низкая кровать, как я помню, и кресло с высокой спинкой, только сегодняшней ночью оно сдвинуто и другую сторону, ближе к окну. Куда больше предметов интерьера в примыкающей ванной – они-то и составляют весь беспорядок. Содержимое шкафчиков и полочек сметено и разбросано повсюду, в обоих комнатах, по полу. Преимущественно: баночки с таблетками и ампулы с обезболивающим, полотенца с запёкшимися на них багровыми пятнами, использованные за раз салфетки и повязки.
И если я замираю, оглядывая всё это безобразие, застыв посреди спальни, то Кай банально игнорирует, проходит дальше, расстёгивая на ходу рубашку. А стоит верхней части его одежды соскользнуть с плеч и плюхнуться на пол, как я забываю об окружающем.
Что я там про бардак говорила?..
– Тебе в больницу надо!
Рана, когда-то залатанная Имаи-саном, выглядит жутко, прежде держащаяся на одном честном слове повязка насквозь пропитана кровью и отваливается почти сразу вслед за рубашкой, стоит мужчине чуть пошевелиться. Не только сами швы в ужасном состоянии. Большую часть торса украшают многочисленные гематомы, синяки и кровоподтёки, словно мужчину несколько часов подряд избивали с особой жестокостью.
Как он вообще на ногах держится?..
Держится.
И не только.
– Швы разошлись, – отмахивается он от моего вопля.