Цвет надежды

– Что за болтовня, когда я пытаюсь спа-а-а-ать? – доносится скрипучий голос Бабы с верхней площадки лестницы. Одд подпрыгивает почти на фут в воздух и тут же снова начинает подметать. Лестница скрипит, когда Баба спускается наполовину, её перекошенное лицо полно подозрения. – С кем ты вообще разговариваешь? – Её глаза находят Хоуп. – Ах. С но-о-о-овенькой, да? Что он тебе наговорил, дорогуша? Он всё рассказывал тебе о ста-а-арой Бабе? Сплетничаете? Держу пари, так оно и есть, бесполезный мешок с костями! – Она с обманчивой скоростью спускается по лестнице, целится в Одда, и её массивная костлявая рука ударяет его под зад, отправляя в полёт через всю комнату.

Хоуп съёживается в своей клетке, когда Баба бросается к ней и хлопает по клетке длинной рукой, заставляя её дико раскачиваться, отчего Хоуп падает и катается по устланному соломой полу.

– Надеюсь, у нас не появилось здес-с-с-сь смутьяна, – выдыхает Баба, хватая клетку и останавливая её. – Ты смутьянка?

Хоуп садится и стряхивает паутину со своей головы.

– Нет.

Баба проводит отвратительным ногтем по одному из прутьев клетки.

– У меня и раньше были смутьяны, знаеш-ш-ш-шь. Ледяной волк, который царапался и кусался. Золотой феникс, который сжигал себя снова и снова, пытаясь спастись. Но все они привыкают в конце концов-в-в-в. Рано или поздно они понимают, что, как только старая Баба заполучила их, они останутся здесь до последнего вздох-х-х-ха. – Она указывает на множество клеток, разбросанных по комнате. – Мои сокровища. Все уникальные или очень редкие, и я ни с кем не собираюсь делиться. – Длинный, покрытый пятнами ноготь исчезает у неё в носу и ковыряется там, пока она не достаёт его, рассматривает кончик и засовывает в свой перекошенный рот. – Я никогда раньше не коллекционировала людей, – продолжает она, пережёвывая то, что обсосала с пальца. – Люди обычно скучны, как канавная вода, и у них есть отвратительная привычка думать, что они умнее, чем есть на самом деле. Никогда не было человека, который был бы настолько особенным, чтобы забрать его, по крайней мере до тебя. И теперь, когда у меня есть ты, с твоим сияющим, красивым цветом, я никогда тебя не отпущу. Со временем тебе здесь понравится. Ты откажешься от своих маленьких надежд о побе-е-е-еге, и тебе понравится быть частью семьи Бабы.

Хоуп встаёт и смотрит Бабе в глаза, молясь, чтобы она выглядела храбрее, чем чувствует себя.

– Я никогда не сдамся.

– Хм. Посмотрим. – Баба разворачивается, грозит Одду пальцем, заставляя его съёжиться. – Не смей больше разговаривать с маленькой мисс Солнце, понял? Пока она не станет послушней.

– Хорошо, Баба.

– И вычисти клетку единорога. Я чувствую запах-х-х сверху. Глупый мальчишка.

– Хорошо, Баба.

Она снова оглядывает комнату, гнилой рот скривился, как будто она съела лимон, затем она причмокивает губами и, издав последний невнятный возмущенный звук, возвращается наверх. Несколько минут спустя громкий храп разносится эхом по всему помещению, пугая некоторых миниатюрных существ в клетках.

– Понимаешь, про что я говорила? – полушёпотом спрашивает Хоуп. – Она ужасно с тобой обращается! Ты даже не сделал ничего плохого. На твоём месте я бы сказала ей, что лучше попытаю счастья там, в мире, чем останусь ещё хоть на секунду в этой тюрьме, бегая за ней как побитая собака.

– Пожалуйста, не разговаривай со мной, – тихо говорит Одд.

Он подошёл к клетке с единорогом, и Хоуп наблюдает, как нежно он обращается с крошечным, уменьшенным животным, когда берёт его на руки, чтобы вычистить навоз и сменить подстилку из соломы. Когда работа закончена, он не сразу кладёт единорога обратно. Вместо этого он позволяет ему бегать в своих раскрытых разномастных ладонях и по всей длине рук. Умиротворённая улыбка играет на его губах.

Хоуп может чувствовать в нём доброту, и боль, и печаль. Умение разбираться в людях – это то, чему нужно научиться, когда ты странствующий маг, и Хоуп думает, что она стала в этом почти настолько же хороша, насколько Сэнди. Этому мальчику, этому странному, запертому, лоскутному мальчику очень больно.

И она внезапно понимает, что хочет не просто сбежать из этого места, но и помочь Одду.

– Я оставлю тебя в покое, – шепчет она. – Но я рядом, если захочешь поговорить. И когда ты захочешь выбраться отсюда, я помогу тебе это сделать.

Он не отвечает.

Вернувшись на лунный рынок, в большую палатку недалеко от центра луга, Сэнди Бёрнс подходит к выходу и смотрит на то, что осталось от многочисленных прилавков и повозок. В общем, маги по-прежнему помогают друг другу с ремонтом, чинят колеса, заменяют деревянные балки, лечат раны. И деревенские жители тоже помогают, поставляя материалы, еду и дрова.

Сэнди смотрит за луг, в темноту леса, и в сгущающихся сумерках он видит движение, исходящее от деревьев. У него сжимается в груди, когда он выходит навстречу двум магам верхом на лошадях, за которыми следует пёс Оливер.

– Ну? – спрашивает он. – Что-нибудь есть?

Оливер качает своей лохматой головой.