Едва их магии соприкоснулись в воздухе, грянул гром. Вспышка, как от гигантского фотоаппарата, заставила Рейнольдса зажмуриться, а валькирию отбросило назад, словно взрывной волной. Сделав несколько невольных кувырков, она упала на кирпичи. Кашляя, Хильда села на счесанные при приземлении колени. Её взгляд мог бы отравить Рейнольдса, если бы он вздумал сейчас сделать вздох поглубже.
Призрак часто моргал, поскольку яркость секундной вспышки продолжала перекрашивать мир в черно-белые цвета. Он хотел спросить «что, черт побери, произошло?», да не у кого, ибо Хильда выглядела настолько же пораженной. Она пристально рассматривала ладонь, которой замахнулась на врага.
«Да уж, самое время заняться хиромантией», — подумалось Рейнольдсу. Он стал яростно тереть глаза кулаками. Детство в Трансильвании и бесконечные тренировки сделали свое дело — если солнце не причиняло ему никакого дискомфорта, то излишняя яркость могла его временно дезориентировать. Дитя Ночи. Со всеми плюсами и минусами.
— Любопытно… — едва слышно пробормотала она, — очень любопытно.
Кажется, падение слегка охладило пыл валькирии. Отряхнувшись, девушка поднялась. Подошла к краю крыши и расправила свои крылья. Уже сделав один шаг над пропастью, Хильда развернулась. Подняла ладонь. Рейнольдс увидел, что вся ладонь обожжена, чего по всей логике теневого мира быть никак не могло. Защитные заклинания работали по-другому. На то они и защитные, а не боевые.
— Забавно выходит, сладкий… это не ты защищаешь её… а она оберегает тебя… — и, оставив Рейнольдса делать выводы из услышанного, она рухнула вниз, чтобы через секунду взлететь и раствориться где-то в Хаосе.
— Я, наверное, кем-то проклят. Ну, что за кавардак, а? И кто сказал, что в благодарность за хорошие дела случается только приятное, — Рейнольдс подошел к краю крыши и посмотрел вниз. Река из желтых такси неспешно плыла по улицам.
«Когда-то ты упадешь….» — явственно прозвучал в голове голос Альбрехта, ненавидевшего высоту. Видимо, потому что знал насколько больно падать, ведь не бывает ненависти без причины. Только не у колдунов.
— Будет повод научиться летать, — повторил свою недавнюю фразу Рейнольдс, ощущая — время наступило. Мир разрушался, почему бы не попробовать? Вдруг, Хильда права? Вдруг магия исчезнет? Кто знает, возможно, однажды от необходимости ступить в пустоту будет зависеть его жизнь, так почему бы не сделать маленький эксперимент? Жизнь — она слишком непредсказуема, никогда не знаешь, что пригодится — лезвие на шее, любовь к лакрице или же умение летать. — Geronimo! — задорно крикнул Призрак и, оттолкнувшись…. нет, не прыгнул…. нырнул, как профессиональный пловец, делавший подобное сотни раз день за днём.
У него не было чёткого плана. Так — только идея и дерзость, граничившая с сумасшествием. Идея, в реализации которой Рейнольдс несколько… сомневался. Однако, всякая игра имела ставку. Жизнь представлялась ему в образе крупье и колдуну нравилось с каждым разом отдавать ему все больше и больше фишек, на которых было выбито слово «риск».
Отдаляющееся небо и окна небоскреба… ликующий смех ветра в ушах… вкус свободы на губах…
Не бывает лучше… и опасней.
Никому не дозволено бессмысленно рисковать, когда на тебе — высокая миссия, но это правило — не Совета, а родного отца — нарушено. Словно оборвалась цепь, которая вечно тянула на дно озера, где притаилось в иле чувство вины. Словно наступил тот самый последний день, когда можно всё. Словно он обрел мир, позволив себе запретное. Хоть ненадолго. Всего на несколько секунд, растянувшихся, тем не менее, на целую жизнь. Самостоятельную от привычной.
Асфальт — влажный и блестящий от недавно прошедшего ливня — приближался, а значит, эксперимент пора прекращать. Колдун взмахнул руками — не для того, чтобы взмыть ввысь, нет, увы, не дано ему летать. Ткани реальности болезненно заскрипели, как всякий раз, когда теневые создания разрывали их для перемещения. Однако, Рейнольдс перемещаться не стал. Цепляясь пальцами за хрупкую, доступную только избранным реальность, он стремительно замедлял свое падение, оставляя после себя глубокие царапины на грани двух миров.
Когда до земли оставалось около двух метров, колдун, крепко держась руками за сопротивляющуюся ткань, которая в отместку неприятно колола кожу миллиардом ледяных иголок, сделал кувырок. С его помощью он перестал лететь вниз головой, а значит, опасность разбиться миновала и можно было разжимать пальцы. Ему доводилось прыгать и с большей высоты. Два метра — это для начинающих колдунов, поэтому Рейнольдс даже не поморщился, когда при приземлении неприятная боль разлилась от лодыжек до макушки. Задрав голову вверх, он наблюдал как реальность залечивает оставленные им раны. На его, словно покрытых тонкой коркой льда, губах, заиграла улыбка победителя.
Выиграна очередная партия в рулетку у жизни. Хотелось протянуть руки за наградой.