Используя технику воздушных акробатов, за которыми он однажды наблюдал от скуки, он совершил невозможное — не разбился насмерть, прыгнув с небоскреба. Не будучи уверенным до конца, что хватит сил грубо подчинить себе ткань реальности и превратить её в полотна, Рейнольдс все-таки сделал роковый шаг и победил.
Кто знает, как отразится эта победа на его будущем? Ведь жизнь рассчитывалась не сразу, а спустя какое-то время…
Выйдя из переулка, Рейнольдс позволил себе перестать быть Призраком. Слишком утомительным выдался день, он мог себе позволить в качестве награды прогуляться, будучи материальным здесь, в чужом мире людей. Часто Призрак не мог ответить, в чем польза от этой ходьбы без какой-то либо цели, но всякий раз, после тяжелых сражений, он гулял.
Через несколько шагов, Рейнольдс ощутил, что начинает замерзать, ибо здесь алхимики не поддерживали всегда одну и ту же температуру и не защищали от снега, дождя и прочих неприятностей. Поэтому не мудрено, что создания теневого мира частенько забывали о существовании невысоких температур, нормальном явлении для сентябрьских вечеров.
Призрак щелкнул пальцами, мысленно произнося заклинание забытых вещей, которому обучают едва ли не с пеленок. И вот по запруженной вечно спешащими людьми улице он шел не в футболке, в порезах которой можно было рассмотреть запекшуюся кровь, а в чёрной толстовке-косоворотке, прикрывая шею от ветра высоким воротом. Кому-то могло показаться, что материализация вещей на глазах у многих людей — неоправданный риск, но Рейнольдс отлично знал, что нет лучшей маскировки, нежели толпа, где каждый занят исключительно собственными мыслями. Люди не были для колдуна загадкой — он слишком пристально изучал их.
Спрятав ладони со сбитыми костяшками пальцев в карманы, Рейнольдс стал размышлять о произошедшем на крыше, особо не выбирая маршрут. Он шел за толпой. Он стал её частью. И ему было не важно, какова конечная точка прибытия.
Они сражались с Хильдой множество раз. Иногда везло ему, иногда — валькирии. Их силы были примерно равны, потому единственным способом победить было изучение своего врага, чем они и занимались на протяжении нескольких лет. Темные заклинания, алхимические формулы, порошки Хаоса, различные виды боевых искусств… в ход шло всё, но ни разу от одного защитного, банального заклинания Хильда не отлетала на добрых десять метров с обожжёнными, если не сказать обугленными ладонями.
Рейнольдс знал, что произошло. Светлая магия. Очень светлая. Можно даже сказать — самая светлая. Чистейшая. Магия, которой не обладали даже волшебники, ведь их чары не могли даже поранить творения Хаоса. Магия, которой у него, сына темнейшего колдуна и химеры, быть никак не могло, однако…
«…это не ты защищаешь её… а она оберегает тебя…»
Сомнений не было — чистоту, способную уничтожить даже валькирию при правильном заклинании, он каким-то образом позаимствовал у Мелеты. Наверняка, та золотистая пыль, проникая в кровь, меняла цвет силы, но ведь он не впервые за два дня прикасался к музе, а затем колдовал и никаких изменений до случая с Хильдой заметно не было?
Рейнольдс упорно вспоминал. Он был уверен, что странность проявила себя лишь раз. Когда Хильда пыталась его убить. Угроза жизни — кнопка-включатель для светлой силы?! Полная ерунда.
Колдун шел, глядя под ноги и пытаясь разгадать загадку. Ранее он не слышал об обмене магии по цвету. Естественно, существовала процедура передачи силы. Длительная, неприятная, но необходимая, ведь иной раз в бою собрат отдавал больше, нежели нужно. Однако, это внутриклановое. Колдун никак не смог бы взять немножко волшебства — это по всем законам природы теневого мира было невозможно. Абсолютно нереально. Так как же свет музы вдруг оказался вплетенным в саму сущность его силы?
Внезапно Рейнольдса осенило. За два дня он прикасался к Мелете. Всякий раз. Защищая её, помогая переместиться, ругая, бросая вызов… и лишь раз, перед самой встречей с Хильдой, она коснулась его рук. Когда пыталась поблагодарить. Осторожно, почти невесомо. И этого хватило, чтобы какая-то частица её вдохновляющей магии сделала его сильнее.
«Черт побери, а ведь музы действительно опасны», — подумалось Рейнольдсу. Опасны своей неизведанностью, потому как никто не знает, а не убьет ли их свет самих колдунов, если вдруг муза не будет дольше разжимать свои пальцы. Опасны тем, что их может использовать как оружие какой-то спятивший волшебник, возжелавший вдруг уничтожить темных магов, что уже не раз бывало в истории теневого мира в разных вариациях. И они сами, колдуны, возможно тоже опасны для муз, ведь если при прикосновениях они тоже передавали свою энергию, то вдохновение больше не было чистым, как дарящие его создания.
«Что я наделал… Я бросал вызов Совету, смеялся над их древними страхами, и в этот момент, возможно, уничтожил какого-то гения, ведь Мелета, сама того не ведая, может свести его с ума…»