— Вряд ли Элеонор можно назвать великой колдуньей, — голос Рейнольдса потеплел. Рядом с бабушкой он никогда не ощущал себя одиноким в этом огромном, страшном замке из которого его никто отчего-то не выпускал. Только с годами Призрак понял, что дело было в его несколько непростом происхождении и войне, которая бушевала по всему Теневому Миру. — Она всю жизнь посвятила семье. Бабушка очень любила меня. Знаешь, у вас с ней есть кое-что общее… — задумчиво протянул юноша, пытаясь кое-как пригладить пальцами торчащие во все стороны волосы.
Тем временем, поправляя шаль, Мелета задумалась — уже не первый раз Рейнольдс говорил туманные фразы, свидетельствующие о том, что он знает о её чувствах. Но никогда прямо он не заявлял об этом, благородно оставляя ей право либо признаться, либо молчать. За подобную деликатность муза была очень благодарна колдуну.
Любопытно, а что чувствовало его ледяное сердце? И чувствовало ли оно вообще хоть что-то?
— А ты оказывается из очень древнего рода, — легко перевела тему Мелета, — правда, что Ратценберги были первыми колдунами?
— Ох, Мел, даже у теневых созданий есть легенды, когда отсутствует правда. Я сомневаюсь, но сказка красивая, придает солидности. Но род, действительно, очень древний.
— А основатели Совета Магов? — полюбопытствовала муза. — Ни за что бы не заподозрила тебя в такой родословне, глядя на то, как ты всегда ругаешься с Советом.
Рейнольдс задумчиво посмотрел в потолок.
— Да, в темные времена, когда каждым народом теневого мира единолично правил сильнейший, мы стояли на грани катастрофы — церкви уничтожали колдунов и волшебников, мифические вампиры и оборотни стали реальностью, существующей бок о бок с людьми, — говорил Рейнольдс медленно, а на поверхности его глаз будто отражались события давно минувших лет. Память рода передавалась особым заклинанием. — - Чтобы выжить, нужно было объединиться и навсегда оградиться от людей барьером, уйти существовать ещё в какую-то реальность… Тогда Рихард Ратценберг и предложил идею — каждым народом должен править Совет, а Теневым Миром — представители этого совета в равном количестве. Это была первая ступень к равновесию. Я всегда любил эту историю, Совет казался мне таким великим, таким могущественным и непогрешимым… Сейчас у них цели те же, а методы… в нем так много параноиков, та последняя война отравила всех ненавистью и подозрительностью, которая портит жизни многим по сей день…. Мел, если хочешь задать вопрос — задавай, ты не будешь первой, кто это спросит, — добавил Рейнольдс после некой неловкой паузы. — Все спрашивают.
— Он… он правда виноват в той войне? — едва слышно прошелестела девушка. Листья громче ветер несёт по воздуху, нежели заговорила муза.
— Если отец в чем-то и виноват, так это в том, что он был настоящим Ратценбергом. Он рос на подвигах великих колдунов-воителей нашего рода, которые убивали врагов, спасали нашу реальность, порой даже жертвуя собственной жизнью, а вокруг него не было ничего, кроме вечной войны –после Второй Мировой войны через ослабленные барьеры хлынуло столько нечисти… Неудивительно, что отец мечтал жить в мире, который он принесёт всем… Да, — губы колдуна искривились, — гордыня отличительная черта нашего семейства. Когда ему было двадцать, он со своими друзьями создал клан Призраков. Конечно, тогда это была не такая элитная организация — дюжина мальчишек, борющихся со злом вызывали у Совета только усмешки, но их никто до поры, до времени за реальную силу не принимал, пока однажды они не сразили целую стаю валькирий — после этого Призраки были учреждены официально…. Альбрехт говорил, что отцу этого было мало — он видел, клана недостаточно, нужно больше. Жизнь проходила мимо, пока он тратил дни и ночи на поиски способа, который бы навсегда положил конец Хаосу. И Хаос, пораженный дерзостью, ответил ему, послав свою любимейшую дочь. Тут-то произошло то, чего произойти не должно было — они влюбились, позабыв обо всем. Наплевав на правила этого мира, они сотворили странный союз, который едва не погубил всех. Ликия не вернулась в Хаос. Видевшая миллионы войн, вечная, как сам Хаос, она хотела быть любимой и… покоя. Она устала от ненависти, крови, борьбы…
— Но… если Ликия осталась, как началась война? — аккуратно спросила Мелета, когда Рейнольдс умолк.
Что видел он, не моргая глядя на потолок? Тени, отбрасываемые своей матерью, когда она еще жила под сенью сего замка? Или то, как мир катился в Хаос, пока двое влюбленных разрушали баланс?