Цвет твоей крови

– Празднуют везде?

– Везде, – сказала Алатиэль. – В самых крохотных деревушках, везде, где живут люди. Говорят, даже разбойники празднуют в своих логовах.

– Странно, – сказал я. – Не видел в городе ничего, что походило бы на подготовку к празднику…

– Ничего странного, – сказала Алатиэль. – Просто мы уехали, когда время еще не подошло. Издавна праздновать начинают, когда Ламитель, – она кивком показала на ярко сиявший зеленый диск, – появится на небе. На самом деле все давно готово, и люди с нетерпением ждут: Ламитель взойдет над горизонтом – и моментально начнется веселая суета, народ повалит из домов, зажгут костры и плошки с зеленым пламенем, выкатят бочки с вином… – Она на секунду отвела взгляд, но тут же лукаво взглянула мне в лицо: – Знаешь, есть старинное поверье – девушке, потерявшей невинность в Ночь Трех Теней, до самой смерти будет сопутствовать удача решительно во всем… Я потеряла невинность как раз в Ночь Трех Теней и потому уверена, что у нас все закончится удачей, победой…

Я легкомысленно подумал: вполне может быть, в незапамятные времена эту легенду пустил в свет какой-то ухарь, добивавшийся благосклонности девушки. Другим ухарям придумка понравилась, вот и пошла убедительная народная примета. Еще я подумал: может, Грайт потому и взял в чертовски опасную проездку именно ее, что по натуре очень суеверен и свято верит во всевозможные приметы? Вполне допустимая версия, многие известные в нашей истории люди были крайне суеверны и часто в своих поступках руководствовались как раз своими суевериями…

– Про Ламитель есть множество легенд, – продолжала Алатиэль. – Говорят, что там живут страшные чудовища, а иные говорят наоборот – не чудовища, а прекрасные бессмертные девы. Сказок и легенд не счесть, страшных и добрых, но никто не знает точно. А тем, кто уверял, будто бывал на Ламителе или свел знакомство с его обитателями, особой веры нет – так писали ученые, в том числе и те, кто жил незадолго до Вторжения. Очень уж много, говорили они, разных «свидетельств», не сочетающихся друг с другом. Вот если бы все писали об одном и том же… Словом, никто не знает, кто живет на Ламителе и живет ли вообще. Мне хотелось бы верить, что там живут не чудовища, а веселые счастливые люди… – В ее голосе зазвучала грусть. – На которых никто не смотрит как на пищу…

Мне пришло в голову, что этот их Ламитель вполне может оказаться и обитаемым. Читал как-то в научно-популярной книге по астрономии: если бы на Луне была атмосфера, пригодная для дыхания, она нам с Земли казалась бы именно ярко-зеленой, цвета молодой весенней травы. Правда, это еще не значит, что лунные жители были бы похожи на нас как две капли воды. На других планетах могут обитать и какие-нибудь чудовища, наука об этом еще не сказала веского слова, – мы гораздо ближе, чем этот мир, к налаживанию межпланетных сообщений, но они пока что доступны лишь авторам научно-фантастических романов. И, оказывается, один из них лет двадцать назад угодил в яблочко, описав «следующие миры», о чем вряд ли подозревал…

Алатиэль зевнула, прикрывая рот ладошкой – узкой, изящной, с массивным «смертным» перстнем, смотревшимся вполне подходившим нам с Грайтом, но неуместным на ее тонком пальце. Решительная все же девчонка, нет сомнений, что сумеет им воспользоваться, если не дай бог…

– Алатиэль, – сказал я мягко, но настойчиво, – шла бы ты спать, чтобы завтра встать бодрой… – и, как мне кажется, нашел убедительный аргумент: – Грайту вряд ли понравилось бы, что ты после дежурства не легла отсыпаться, а болтаешь тут со мной…

То ли упоминание о Грайте подействовало, то ли она сохраняла самодисциплину – не говоря больше ни слова, покладисто встала, расстелила в траве плащ и легла, завернувшись в него. Оставшись в одиночестве, я долго не раздумывал, приступил к обязанностям часового более привычным мне способом, какой вбили в голову в первом же летнем курсантском лагере: встал и принялся неторопливо прохаживаться возле высокого валика противозвериного зелья, прекрасно различимого в свете трех лун, особенно зеленого Ламителя.

Ночные звуки по-прежнему доносились со всех сторон, но никакой угрозы не содержали, зверек, угодивший кому-то на ужин, оказался единственным таким невезучим. Кони вели себя спокойно. Так что дежурство вышло спокойное.

Сверившись с часами, я разбудил Грайта (проснувшегося моментально, живо вскочившего на ноги) и едва не ляпнул привычное: «За время моего дежурства никаких происшествий не произошло» – но вовремя опомнился, лег и быстро уснул, на сей раз без сновидений.