Желтый в этом фильме — цвет смерти. Круглая площадка для ритуальных собраний, островерхий дом, строящийся для финального ритуала, — все это яркие желтые акценты, и каждый герой, которого ждет смерть, так или иначе соприкасается в кадре с деталями желтого цвета. Цвет наступает не сразу. Например, мягкий медовый оттенок напитков на столах во время всеобщих пиров, детали интерьера и венки из цветов, уже более ярких. Этот бледно-желтый — палящее полуденное солнце, тревожная середина между белизной торжественных приготовлений — в чистых рубашках, слепящих скатертях, устилающих длинные столы посреди поля, — и ярко-желтое марево деревянного сооружения, которое, разгоревшись, превратится в оранжево-красное.
Ядовито-розовый, ярко-лиловый и фиолетовый — оттенки, которых до финального акта в фильме практически нет. Вкрапления красного тоже появляются все больше к концу — вышивками с красными узорами — как бы эхом красной крови, оставленной на местах жертвоприношений. Вместе с уже упомянутыми голубым, зеленым и желтым все эти цвета в самых ярких своих оттенках ждут финального акта, где появляются на пестром костюме главной героини. «Финальный наряд Дени должен был выглядеть так, как будто она надела на себя всю поляну», — рассказывает Флеш о моментально превратившемся в легенду платье с головным убором, сделанным вручную из 10 000 шелковых цветов ярких расцветок.
2020. «Аннетт» Леоса Каракса
Цвета: бирюзовый, белый, черный, желтый
Леос Каракс известен своим поэтическим стилем и мучительными изображениями любви. Его первой крупной работой была «Парень встречает девушку», а среди других его известных работ — «Любовники с Нового моста», Корпорация «Святые моторы» и, собственно, «Аннет». Семейную драму на грани фарса и трагедии, разыгранную почти что на двоих Адамом Драйвером и Марион Котийяр, Каракс снял в альянсе с удивительной и грандиозной группой Sparks.
Первое, что мы видим на экране, — предупреждение для зрителей: «Задержите дыхание». Затем — красный визуальный шум от светофоров. Шум постепенно рассеется, перед нами появится улица. Затем — затылок французского режиссера Леоса Каракса в звукозаписывающей студии, одетого в помятую серую рубашку. Музыканты настраиваются, бэк-вокалистки распеваются, Каракс обращается на французском к своей дочери Насте в элегантном черном платье, чтобы она подошла к нему посмотреть через стекло на музыкантов группы Sparks. «So, may we start?» — спрашивает режиссер.
«One, two, three, four!» — считает фронтмент группы Расселл Маэл. И вместе с братом Роном, музыкантами и бэк-вокалистками, одетыми во все виды шелковых бирюзовых комбинаций, разражается вступительным гимном с припевом «So may we start», напоминающим одновременно прологи опер Мусоргского и все песни Sparks с альбома Hello Young Lovers. Группа и вокалистки встают из-за инструментов и выходят в коридор, где встречают Адама Драйвера и Марион Котийяр, — будущих звезд этого крайне странного фильма. Процессия выходит на улицу, где встречает и других будущих героев, по пути в сопровождении вступительных титров разъясняя в песне, что ждет зрителей в ближайшие 2 часа 20 минут, — в стиле Invocations and Instructions to the Audience из мюзикла Frogs Стивена Сондхайма.
В конце этого интро актеры Адам Драйвер и Марион Котийяр переоденутся в бирюзовую кожаную куртку и горчично-желтое кимоно — цвета, которые будут преследовать их на протяжении всего фильма, — и, превратившись в звездного стендап-комика Генри и оперную певицу Энн, разъедутся в разные стороны. Генри выступает со спешелом «Обезьяна Бога» в махровом бирюзовом халате поверх боксерских трусов, буквально разминаясь как боксер перед зеркалом перед каждым выступлением. Его задача — убить, уничтожить, обезвредить аудиторию своим неоднозначным юмором. В пространстве фильма он что-то вроде знаменитого обсценного комика Ленни Брюса (или нашего современника Бо Бернема). Энн же перед выступлением медитирует на полу в шелковой горчичной комбинации и черном кимоно, с тканевой косметической маской на лице. В ее неземных оперных выступлениях она тоже предстает в «домашней» одежде — белоснежной шелковой комбинации. Под этим, очевидно, подразумевается, что сцена для героев — место, где их чувства и души максимально оголены.