Один из моих знакомых стал говорить о том, как жители загадили природу. Он говорил про старые автомобильные покрышки, валявшиеся на берегу, выжженные клейма костровищ, пустые бутылки и консервные банки, лежащие на дне. Понимаете, он говорил правду, всё это имело место – и действительно, если к мусору приглядеться, это казалось особенно безобразным и портило пейзаж. Более того, мусор вызывал недобрые чувства по поводу того, кто его сюда наносил и будущности природы вообще. Повторяю, это была правда. Но это была правда того человека, который смотрел на мир глазами, ищущими прежде всего недостатки.
Тогда я почти пропустил этот диалог мимо ушей, а потом вспомнил. «Какой мерой меряете, такой и будет вам отмерено». И отцу Александру было отмерено силой и сиянием, которые он видел в мире, и они возвращались к нему.
Наталья Трауберг
Помню, как осенью я приехала к отцу после суда над Синявским, нет, скорее – после ареста. Очень было мерзко; но говорили мы о мышах. У нас в Литве была мышь, которую дети называли Рамуте. Сидим мы в Семхозе, он, как всегда, советует молиться, практически – без перерыва. Наверное, Иулиания Норичская[28]
смотрит с небес, радуясь, что он тоже знает сказанные ей слова Христа: «Всё будет хорошо, всё будет хорошо…» Тут появляется мышь. Отец даёт ей крошек. Я спрашиваю, как он её зовет, а он отвечает:Отец Александр видел мир преображённым. Помню, как в 1975 году в маленьком новодеревенском домике, когда я пожаловалась ему, что уже совсем нет сил, дышать нечем, он показал в окно на дерево и птиц. И на кошку.[72]
…Особенно любил он меховых зверей и всяких грызунов. Как-то мы узнали, что «опоссум» – это «белый зверёк», и радовались, вспомнив, что белый кролик в «Гайавате» зовётся «вабассо». Потом я прочитала в словаре, что это действительно то же самое слово.
(Когда отца уже не было на земле десять лет, я шла по Оксфорду с сыном наших общих, давно уехавших друзей. Грег, бывший Гриша, восхищался тем, что для Честертона мир и уютен, и причудлив. Тут мы остановились и оба сказали: «Как для отца Александра»).[73]
Домашний круг
Если б спросили: как чувствует себя душа, попавшая в рай? – я ответил бы: точно так же, как в доме отца Александра.
Наталия Белевцева
В годовщину нашего с мужем венчания (4 февраля 1982 года) мы оказались приглашёнными к отцу Александру в гости домой. В то время начался новый виток слежек, и батюшка перенёс серьёзные разговоры из прицерковного домика к себе домой, в Семхоз. Ехали с тортом. А отец Александр устроил нам полноценный праздничный ужин с вином. Подавался гуляш с гречневой кашей:
– Когда вы всё успеваете?!
Сергей Бычков
Меня поражали гостеприимство и хлебосольство отца Александра. Дом в Семхозе, где он жил, был не столь велик. Внизу, на первом этаже, жили родители жены – Ангелина Петровна и Фёдор Викторович. Отец Александр и Наталья Фёдоровна занимали второй этаж, мансарду. Его кабинет размещался под крышей вплоть до середины восьмидесятых годов, когда Наталья Фёдоровна затеяла перестройку. Она снесла холодную веранду и выстроила тёплую и просторную пристройку из бруса, а над ней возвела полноценную комнату. Кабинет отца Александра был переведён в пристройку, а наверху была устроена гостевая комната. Летом в Семхозе всегда жили гости: Н.Я. Мандельштам, друзья отца Александра по институту – многодетные супруги Дробинские. У него можно было часто встретить психолога-«кочевника» Владимира Леви с собственной пишущей машинкой.
Гости не мешали отцу Александру постоянно и в любых условиях работать. Летом, в хорошую погоду, он устраивался с машинкой под сосной у самого дома. Гости жили своей жизнью, согреваясь его любовью и заботой.
Марк Вайнер