Цветочки Александра Меня. Подлинные истории о жизни доброго пастыря

Отец Александр Мень, зная мои довольно тяжёлые жилищные условия, как-то настоял, чтобы я в любое время приезжал к нему в Семхоз и слегка «оттягивался» от тесноты и детского ора, отдыхал, читал книги в кабинете. Заодно доставлял бы на обратном пути домой свежую порцию Библиологического словаря, над которым он в то время работал и который перепечатывала, как и большинство его трудов, моя жена Ольга. Когда отца Александра дома не было, он оставлял записки. Одна такая записка у меня сохранилась. Вот её текст: «Дорогой Марк! Я уехал на требы. Уже не смогу вернуться. Сразу поеду ко всенощной. Располагайтесь. Отдыхайте. Суп и курица в холодильнике. Газ кончился. Разогревайте на плитке. Далее: (следуют иероглифические рисунки – читайте, лежите отдыхайте, гуляйте и т. д.). На столе в кабинете последний (!) кусок словаря. Желаю успеха в отдыхе».

Марианна Вехова

Я приезжала в Семхоз к отцу Александру, когда он приглашал, и, бывало, заставала его за протиранием пола влажной тряпкой, намотанной на щётку, за стряпнёй – всё он делал заразительно вкусно! Мне сразу тоже хотелось мыть пол и стряпать (я действительно произошла от обезьяны). Но он не разрешал ему помогать, предлагал сесть и побеседовать с ним, пока он трудится. Всё у него было в порядке на столе и в комнате… Все груды книг, бумаг, вырезанных из журналов картинок для иллюстрирования рукописных текстов…

Я пришла к его маме Елене Семёновне в эффектном костюме, который смоделировала, сшила и связала сама. Отец у неё сидел, пил чай. Он сразу среагировал на мой наряд. Обрадовался и воскликнул: «Так держать! Нельзя христианке ходить в серой бесформенной хламиде, поджав губы. Пусть от вас радость исходит, сияйте!»

Вот я пишу о нём и чувствую, как я его люблю и какая эта любовь живая… И маму его люблю. Были у нас с ней дивные дела!

Юрий Глазов

Замечу, что в семье отца Александра никогда ни на что не жаловались. Иногда только Наташа в моём присутствии слегка намекнёт на свою нелёгкую жизнь, на своё затворничество, а отец Александр, улыбаясь, положит ей ласковую руку на плечо и скажет такое утешающее, запоминающееся: «Ну ладно тебе, мамулка!» Эти его слова многие годы были в ходу в нашей семье, когда над нею показывались тучи. Многие тяжкие моменты жизни были смягчены и обращены в шутку, в счастливую сторону нашей дружбы и удивительного общения с хорошими людьми.^[74]

Наталья Григоренко-Мень

Когда он бывал в Москве, обязательно заходил в магазин. Он даже это любил. Мы, например, были в гостях, я ему говорю: «Поедем скорее домой». А он: «Нет, надо зайти в магазин купить продукты».

– Не надо, обойдёмся как-нибудь.

– Нет, давай зайдём купим.

И научился готовить ужины. Я приходила с работы, он меня ждал. Я к семи часам приезжала, и он меня всегда кормил ужином, если был дома. Он очень любил капусту и очень вкусно её готовил.

Григорий Зобин

Утром в субботу мы приехали в Семхоз. Отец Александр встретил нас и провёл в дом на террасу, где вскоре должны были встать новые стеллажи. Во время разговора он показал нам диванчик, стоявший в углу, и сказал: «На нём три года спала Надежда Яковлевна Мандельштам. Удивительная была женщина. Многие её не любили. Да, она была хулиганка. И послать могла как следует, и обматерить… На неё часто обижались. И не понимали, какое сердце кроется за всем этим внешним, наносным, не видели!» Позже я узнал, сколько батюшка сделал для «нищенки-подруги» величайшего из русских поэтов ХХ века. Да только ли для неё? Какой заботой он окружил одинокого умирающего Варлама Шаламова! А дружба с А.И. Солженицыным, который обязан батюшке своим возвращением в Церковь? А духовные дети – Александр Галич, Юрий Кублановский? Сейчас уже ни для кого не секрет, какой «единственный дом» имел в виду Александр Аркадьевич в песне «Когда я вернусь». Но нам и раньше не нужно было этого объяснять. Многим художникам, поэтам, людям творческого труда батюшка дал могучий импульс. Он по-новому открыл им красоту и величие Божьего мира, глубину страдания и преображающую силу любви. И не было, наверное, среди них того, кто после общения с отцом Александром не почувствовал, что творчество его выходит на совершенно новые высоты…