Читаем Цветочная романтика (СИ) полностью

- При всем моем уважении, Орочимару-сама, - идеально-ровная осанка. Даже крылья носа не трепещут, а сущностный ореол спокоен, словно гладь озера. Омегу это бесит. Бесит этот тупой альфа, которому не хватает смелости и глупости воспользоваться ситуацией. Лет пятнадцать уже бесит и доводит до грани. Какое-то беспросветное, непроходящее, зудящее чувство, от которого он так и не смог избавиться, деля постель с другими. – Связь со мной не принесет вам облегчения.

- Много ты понимаешь, альфа! – его движения стремительны, словно бросок змеи. Жалящая молния, которая мягко, бесшумно и уверенно замирает впритык к мужчине. – Я ведь могу и приказать тебе, - тонкими пальцами сжимает волевой подбородок, всматриваясь в дымчатую пелену видимого глаза. – Как глава гильдии, отдать тебе, Хранителю, прямой приказ трахнуть меня. Повязать, как сучку. И даже мой достопочтенный братец ничего тут не сможет поделать. Ты, Хатаке Какаши, - приподнимается на носочки, чтобы выдохнуть прямо в губы, - моя собственность.

Сжимает пальцы на одежде мужчины. На нем самом лишь юката, небрежно держащаяся на теле лишь благодаря поясу. Грудь и ноги обнажены. Он нагло потирается бедром о пах мужчины, и не ощущает абсолютно никакой реакции в ответ. Реакции именно на себя, ведь ему ли не знать, сколько омег было у этого альфы. Он их считал, всех до единой. И завидовал. Черной, непроглядной завистью. Даже тем, кто был просто увлечением на одну ночь. Орочимару готов пасть, даже в собственных глазах, лишь бы хоть единожды почувствовать, что такое сцепленная близость с возлюбленным.

Альфа таки переводит на него взгляд. Холодный и мрачный. Презирающий. Он отшатывается. На миг сознание светлеет. От уязвленного шока, наверное. Сейчас… Сейчас у него достаточно сил, чтобы прогнать альфу. После течь, мучиться и страдать. Посылать в Бездну Якуши с его участливой заботой, а после принимать его незатейливую, обыденную, человеческую помощь. Порываться кого-то кромсать и тут же падать на постель без памяти. Смывать из себя грязь течки, разбивая кулаки в кровь о кафель, а после ласкать себя до тумана перед глазами. Ни одна особь не выдержала бы подобного, а Кабуто всегда рядом. Ценить бы это, но Орочимару слишком эгоистичен и жалок. Эгоистичен настолько, что вот уже столько лет питает чувства лишь к одному альфе. И жалок настолько, что опустился до шантажа и вымогательства.

- Уходи, - отступает. Поступает, как капризная, недалекая омега – сперва зовет, после гонит. Терзается виной, сожалением, совестью, гордостью, но только до тех пор, пока не закончится течка. Сколько уже раз было так, почти на грани, а после они снова смотрели друг другу в глаза так, словно и не было ничего. Не было страстных порывов и признаний с его стороны и холодного «нет», безжалостно срывающегося с губ альфы.

- Если уйдешь именно сейчас, тебе не придется слушать эту грязь и терпеть мои домогательства, - плотно запахивает юкату, плюхаясь на зловонную постель. Сейчас белье именно воняет. Его феромонами и течкой. Может, Какаши так холоден потому, что считает его отвратительным? Отвратительной омегой, у которой во время течки напрочь сносит крышу. Скорее всего, альфа просто терпит, ввиду собственного статуса, положения и характера.

- Орочимару-сама… – и альфа делает то, чего омега совершенно не ожидает – опускается перед ним на колени, обнимая его ноги, - вы же понимаете, что это бессмысленно.

- Что именно? Соблазнять тебя? – ощущения завораживают своим иначием. Альфа, словно бутон, медленно приоткрывает свой сущностной ореол, позволяя коснуться сосредоточия собственной сущности. Ему ли, омеге в течке, не почувствовать, сколь он желанен. Вот так вот, просто, впервые за более чем десяток лет – давно и безнадежно желанен.

- Пытаться, - возводит на него взгляд, губами касаясь острой коленки. Волнительная дрожь мурашек прошивает его от затылка до самых кончиков пальцев ног. – Мы с вами, словно две половинки разных целых, - мягкие губы скользят по лодыжке, ласкают чувствительную кожу щиколотки, перецеловывают каждый поджимающийся пальчик.

- Нет, наоборот, - едва дыша, зарываясь пальцами в седые волосы. – Две половинки единого, - стягивает широкую повязку. – Как по мне, это более чем очевидно, - с самоотверженной решительностью смотрит в глаза альфе. Один, все тот же, дымчатый в своем цвете. Второй же – темный рисунок Мангёке на алом фоне. Орочимару уверен в своей правоте. Совершенно и абсолютно. Он – Учиха по отцу, лишенный сущностных особенностей своего клана. Хатаке Какаши – тоже Учиха, по матери. Рожденный от бродячего пса, преступника, и, тем не менее, частично овладевший Мангекё. Чем не идеально-порочная пара?

- Я не посмею просить вас отречься от всего, что вы добились своим трудом и своими стараниями, - ставит его ногу себе на плечо. Когда-то это было знаком полного и безоговорочного поражения, вверяющего жизнь проигравшего победителю. – Как и сам не могу оставить Фугаку-сама. По крайне мере, до тех пор, пока гильдия не взрастит достойную мне замену.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Метафизика
Метафизика

Аристотель (384–322 до н. э.) – один из величайших мыслителей Античности, ученик Платона и воспитатель Александра Македонского, основатель школы перипатетиков, основоположник формальной логики, ученый-естествоиспытатель, оказавший значительное влияние на развитие западноевропейской философии и науки.Представленная в этой книге «Метафизика» – одно из главных произведений Аристотеля. В нем великий философ впервые ввел термин «теология» – «первая философия», которая изучает «начала и причины всего сущего», подверг критике учение Платона об идеях и создал теорию общих понятий. «Метафизика» Аристотеля входит в золотой фонд мировой философской мысли, и по ней в течение многих веков учились мудрости целые поколения европейцев.

Аристотель , Аристотель , Вильгельм Вундт , Лалла Жемчужная

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Античная литература / Современная проза