Читаем Цветочная романтика (СИ) полностью

На миг в его голове рождается, кажется, гениальная мысль: выдать ребёнка за саскиного. Пусть он падет в глазах возлюбленного, но их малыш будет жив, а Учиха ради друга согласится даже на подобную авантюру… Но сразу же отметает эту мысль, как рожденную в хаосе панического страха. Хьюго потребуют экспертизу – это факт, который ведет за собой последствия. А если ребёнок будет копией Нейджи? А как же чувства и отношения Саске и его цветка? Разбить пару и растоптать их любовь ради собственной выгоды? Нет, на такое он не пойдет, даже если будет на грани отчаяния и безысходности.

Дрожащими руками цепляется за раковину.

- Думай, жалкая омега, - приказывает себе, глубоко и надрывно дыша. – Думай за себя и своего ребёнка. Думай сейчас, если не хватило мозгов подумать до того, как ложиться под альфу, - но в голове ни одной мысли. Он мечется от крайности к крайности, принимая решение то сейчас же бежать, уповая на «авось», то рассказать все Нейджи, поверив в его чувства.

Глухо смеется. А есть ли у альфы чувства к нему? Он – выгодное приобретение. Слепое и безмозглое, раз не вынес урока из предыдущего опыта. Для Нейджи он – любовник, старая, попользованная омега. Единственное, что в нем ценно, это наследие Третьего – жалкое и зыбкое, едва треплющееся. Был бы сильным – сам бы справился и с бывшем мужем, и в нынешней ситуации, а не думал бы о том, кому поплакаться первому – Учиха или же Нара? Безнадежная, отчаявшаяся омега, готовая на все ради малыша под своим сердцем.

- Суйгетсу… - его обнимают со спины. Омега вздрагивает, трепыхается, вырываясь.

- Прости-прости, - шепчет альфа, ещё крепче прижимая его к своей груди. – Я не хотел тебя напугать, а вот сам испугался, - хмыкает, глубоко вдыхая запах его волос.

- Почему? – омега замирает. Даже не дышит, боясь. Ему кажется, что сейчас альфа почует, почувствует, ощутит. Съеживается в кольце сильных рук, и желая, и боясь этих собственнических объятий.

- Не знаю, - пожимает плечами, прикасаясь губами к его обнаженному плечу. – Проснулся, а тебя рядом нет. Такая паника накатила, словно я потерял тебя безвозвратно. Сам не понимаю… - встряхивает головой. – Может, приснилось что-то эдакое.

- Не бери в голову, - осторожно накрывает ладони альфы своими. Внутри его колотит. До сиплого голоса и выступивших клычков. Ведь он и подумать не мог, что связь между ним и альфой столь тесна. Обычный секс и даже вязка ни к чему не обязывают, а вот чувства… Но кроме привычной заботы, нежности, уважения со стороны альфы не исходит ровным счетом ничего. Если причина в общем ребёнке, то у него ещё меньше времени, чем он думал.

- Нет, - категорично, разворачивая его лицом к себе. – Я чувствую, что с тобой что-то происходит, но никак не могу понять – что. Не расскажешь? – серые глаза смотрят так, словно заглядывают в само сосредоточие. Может, и правда, поддаться этой участливости, ведь у него нет причин думать о Нейджи плохо. Альфа всегда был добр с ним и обходителен. Да, слегка нагловат и перебарщивал с напористостью на первых порах, но ему кажется, что за эти месяцы мальчишка действительно стал мужчиной, окружив его вниманием и… подобием отношений. Все-таки они всего лишь любовники, а по документам ещё даже неофициальные.

- Да так, - отводит взгляд, запоздало вспоминая, что, лгучи, желательно смотреть в глаза, - прошлое тревожит, - как аргумент, проводит рукой по огрубевшему шраму на груди. – Я тебе не говорил, но он умер не так давно, а ощущения такие, словно метка все ещё на месте, - чуть морщится. По сути, не совсем и лжет: шрам, и правда, тревожит, зудя и пульсируя жаркой точкой. – Муторное и неприятное ощущение.

- О подобном не стоит молчать, Суй, - нежно прикасается к его губам. – К тому же, я поспрашивал специалистов: я, как более сильный альфа, могу стереть этот след своей меткой.

- Меткой?! – упирается ладонями в плечи альфы. Наверняка, его взгляд сейчас всполошено мечется, а от ритма сердцебиения только и того, что эхо не расходится. – На мне? Любовнике?

- А почему нет? – лукавая улыбка, словно Нейджи и не говорит сейчас о каких-то запредельных, фантастических вещах. – Ставить метки на любовниках не запрещено, просто альфы предпочитают этого не делать из-за своей… – цокает языком, подбирая, скорее всего, оправдывающее слово, - капризности, а лично я никогда не был капризным. К тому же, ещё на нашем первом свидании говорил, что подле меня будет всего две омеги – моя жена, Хината-химе, и ты, Суйгетсу, как официальный любовник. Понимаешь? – аккуратно касается его подбородка. – Всегда, что и будет подтверждено метками.

Суйгетсу не знает, что ответить. Теряется, пытаясь взять себя в руки и не разрыдаться в порыве чувств. Понимает ли альфа, на что он его обрекает такими речами? Понимает ли он, что, даря одну надежду, он убивает другую? Неужели не думает о том, каково будет ему, омеге, которого, скорее всего, стерилизуют после метки, растить детей своего возлюбленного и его жены, как родных? Это жестоко, Нейджи, очень жестоко.

- Я могу над этим подумать?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Метафизика
Метафизика

Аристотель (384–322 до н. э.) – один из величайших мыслителей Античности, ученик Платона и воспитатель Александра Македонского, основатель школы перипатетиков, основоположник формальной логики, ученый-естествоиспытатель, оказавший значительное влияние на развитие западноевропейской философии и науки.Представленная в этой книге «Метафизика» – одно из главных произведений Аристотеля. В нем великий философ впервые ввел термин «теология» – «первая философия», которая изучает «начала и причины всего сущего», подверг критике учение Платона об идеях и создал теорию общих понятий. «Метафизика» Аристотеля входит в золотой фонд мировой философской мысли, и по ней в течение многих веков учились мудрости целые поколения европейцев.

Аристотель , Аристотель , Вильгельм Вундт , Лалла Жемчужная

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Античная литература / Современная проза