Цветочная романтика (СИ)

- А почему не милому омеге? – Саске вскинул бровь, одновременно взывая к своей воспрянувшей сущности, будто та только и ждала, когда носитель позволит ей продемонстрировать себя во всей красе. Предки! Ему двадцать шесть лет, а он ведет себя, как подросток, распуская хвост перед омегой. Но сколь же, и правда, милым оказался этот, таки вспыхнувший румянец на щечках с притягательными родимыми пятнами-полосочками, по три на каждой, добавляя к аромату омеги ещё и пряно-жгучую нотку кардамона.

- Простите, - таки отступая на шаг и так и не отдав ему букет, снова, с той же отчетливостью и твердостью, только полушепотом, произнес омежка, - это впервые, посудив по связующему запаху, я ошибся.

- Сделав, что? – удивлённо переспросил Учиха. Этот омега точно был странным. Он странно воспринимался, странно на него реагировал и говорил странные вещи. И все эти странности, до дрожи самой сущности, возбуждали.

- Ваш запах связан с другим, легким цветочным, - все ещё держа этот роскошный букет белых тюльпанов в своих объятиях, пожал плечами омежка. – Этот, второй, как мне показалось, принадлежит женщине-омеге, - мальчишка робко улыбнулся. – Верите или нет, но до этого я ни разу не ошибался.

- Не ошибся и в этот, - почему-то это раздражало. Не то, что мальчишка с легкостью, по запаху, а ведь они с Харуно ещё не были повязаны ни узами клятв перед Предками, ни метками, понял, что он не одинокий альфа – скорее всего, поэтому и вел себя с ним сдержано – а то, что эти цветы он покупает для своей женщины. Что-то в этом было неправильное. Как сказал мальчишка, белые тюльпаны не предопределяют «но» или «может быть», а они в своих отношениях с Харуно натыкались на эти слова довольно-таки часто.

- Знаю, - пробормотал омежка, все так же отводя глаза, а Саске почему-то стало совестно, словно он предал доверие этого мальчика, пообещав ему что-то очень важное, но, в последний момент, не сдержав своего обещания. Сущность на него обиделась и затаилась, отказываясь в столь подходящий момент, когда омежка был открыт, и он мог бы, чуточку надавив, почувствовать исток силы его Предка, ему подчиняться. Проще говоря, это был бунт. Его сущность решила проучить его, альфу, Первородного, за то, что он, пусть и неосознанно, обидел мальчика. Пожалуй, это уже переходило всякие границы.

- Я беру этот букет, - бросил резко, недопустимо вкладывая в слова вес своей альфьей силы, а после, молча топтался у хлопочущего вокруг букета мальчишки, то ли все ещё сердясь на него, то ли таки чувствуя необходимость извиниться.

Сущность молчала, все ещё обижаясь, собственно, из-за ничего. Он выбрал Харуно Сакуру. Сознательно, пусть Ходзуки был чертовски прав в своих суждениях о том, что смотрелись они вместе пусть и красиво, но не гармонично, так что сомнений не должно было быть. Не должно… но они скреблись. Где-то глубоко внутри. И уже одного это факта было достаточно, чтобы возненавидеть этот букет белых тюльпанов, дарение которых не предопределяет «но» или «может быть».

В какой-то из моментов, все так же наблюдая за мальчишкой, Саске представил их рядом – получилось довольно занимательно. Он – высокий, широкоплечий, черноволосый альфа, Первородный, о чем свидетельствовало особое строение его глаз, именуемое Шаринган, обладающий наследием самого сильного, Десятого, Предка, и этот омежка – невысокий, хрупкий, золотоволосый и голубоглазый, улыбчивый и приветливый, со странным запахом и слабой, крайне слабой сущностью своего Предка. Да, они по всем показателям совершенно не подходили друг другу, но вместе смотрелись просто идеально.

- С вас пятнадцать тысяч иен, - дворовой альфа, скорее всего, учуяв, что его феромональный фон сгустился, покосился на него предупреждающе, но промолчал. Саске фыркнул, небрежно бросил на стол две десятитысячные банкноты, сгреб упакованные цветы и, резко развернувшись, направился к выходу.

«Цветочная романтика»… Какое глупое и неуместное название. Какой только Предок дернул его зайти именно в этот магазин, выходя из которого, он чувствует себя так, словно только что сражался с целой шайкой дворовых. Сущность по-прежнему молчала, изредка ворча о том, что все-таки стоило извиниться перед омежкой, который совершенно не виноват в его дурном настроении, нежелании ехать домой к Сакуре и том, что теперь его слабый запах Саске чует, даже несмотря на всю гамму благоуханий вокруг. А ведь в этом году у него ещё не было гона.

- Спасибо, что посетили магазин «Цветочная романтика», - Саске остановился у двери и обернулся, удивленно смотря на склонившегося перед ним мальчишку. – Меня зовут Намикадзе Наруто. Буду рад помочь вам ещё раз, - омежка выпрямился, и в его глазах цвета драгоценного сапфира не было ни капельки обиды, но в них была и не только та, традиционная вежливость, с которой, обычно, провожают покупателей. Наруто… Теперь он точно запомнит это имя.