- Что? – Саске нахмурился, ощущая, насколько разъярена омежья сущность Сакуры. Конечно же, ему ничего не стоит подавить эту вспышку гнева, но её причина волнительна и почему-то слишком важна. Впрочем, в этом, скорее всего, нет ничего удивительного, ведь Сакура – его омега, его неофициальная наречённая, так почему бы не начать уделять ей немного больше внимания, чем он привык уделять своим предыдущим пассиям?
- От тебя воняет омегой, - злобно шипит Сакура, морща лоб и цепляясь тонкими пальцами в лацканы его пиджака. – Воняет так, словно ты терся о неё. Или она о тебя?
Харуно приподнимается на носочки, заглядывая альфе в лицо. Крылья её носа трепещут. Она дышит глубоко и часто, по легкому запаху пытаясь определить, что именно связывает её альфу и эту неизвестную омегу. И отговорки, мол, ехал в метро/автобусе/маршрутном такси, которое было переполнено – не пройдут. Не в их ситуации. И даже не потому, что Саске всегда ездит на своей машине и не берет голосующих у обочины попутчиков. Дело в том, что Саске купил конфеты и цветы, чтобы извиниться. За что? Точно не за утренний инцидент, в котором виновата она сама, и за который извиняться нужно именно ей, что она, кстати, и собиралась сделать. Возможно, за то, что дал выход своему гневу в том, что наиболее действенно разряжает любого альфу – в сексе? Но сексом от Саске не пахнет. Ей ли не знать, как меняется запах этого альфы как после обычной случки, так и во время сцепки. Но ведь есть и другие способы довести альфу до разрядки, а сильнее всего запах этого омеги въелся в пиджак и руки альфы. Он был таким тонким, что она сперва и не учуяла его – наверное, просто омега слабый, скорее всего, из дворовых – но этот запах, бродячие бы драли эту омегу, и правда, был изумителен, словно аромат росинки, скользнувшей по лепестку только что раскрывшегося бутона.
- Предки, Сакура, - протянул Учиха, закатывая глаза, - мы же уже столько раз говорили об этом, - по сути, смысла объяснять что-то именно сейчас не было. Сакура уже завелась, следуя принципу: наша песня хороша – начинай сначала, - и не дать ей выговориться, заткнув, это ещё хуже, чем потерпеть часок-другой, выслушивая ничем не обоснованные упреки, догадки и, порой, даже угрожающие предупреждения. Такова уж природа омеги – грызться с другими омегами за выбранного ею альфу, даже если этот альфа уже связан с ней и помечен ею. М-да…
Саске разомкнул объятия и отступил на шаг, смотря на сощурившую глаза и упершую руки в бока девушку непривычно-снисходительно, пытаясь понять. А ведь, когда Сакура станет его женой, она поставит на нем свою, омежью, метку, и что-то подсказывало Учихе, что выбор падет на открытое и доступное место, чтобы метку видели все, чтобы все знали, кому принадлежит Первородный альфа. Саске поежился: эта мысль задевала в нем что-то неприятное и ежистое, а сущность бычилась и супилась, смотря на него из-подо лба так, будто он стоял над ней с раскаленным тавром в руках.
- Да, говорили, - Сакура согласна и не согласна в одночасье, понимая, столь чревато скандалить второй раз за день, но в тот же момент до безумия злясь на спокойного, словно удав, Учиха, который, похоже, даже не собирается отрицать очевидное. – И ты обещал мне, что у тебя не будет никаких тайных связей – только я и официальный любовник, - если бы Сакура могла, она бы остановилась на фразе «только я», без каких-либо «но» или «может быть», но таковы условия брака с Первородным диктовало общество.
Ей бы быть благодарной за то, что Учиха согласился включить в брачный контракт пункт, который исключает многожёнство, но пункта о том, что не будет и официальных любовников в нем не было. Да и самого контракта, по сути, не было. У неё ничего не было. Только обещание Учиха когда-нибудь, когда придет время, жениться на ней. И это “когда-то” тянулось уже несколько месяцев, и это при том, что сама она ждала, пока альфа нагуляется и таки выберет её, ещё со средней школы. Как омега, она не могла диктовать условия альфе, но, вновь-таки как омега, имела полное право требовать к себе уважения.
- А этот запах… – Харуно наморщила нос и брезгливо махнула рукой в его сторону, тыкая его первородным носом в то, как сильно он провонялся феромонами дворового омеги, наверно, все-таки надеясь на то, что Учиха станет хотя бы неловко за свою оплошность. – Ты постоянно говоришь о том, столь далеко мне до твоей матери, безупречной Микото-сан, а сам подцепил какую-то омегу с наследственностью бродячей суки и посмел демонстрировать это своей невесте. Да ладно я! Но ты же мог поставить под удар свою репутацию, если бы кто-то другой учуял на тебе запах этой псицы! – Сакура распалилась, не собираясь останавливаться, даже тогда, когда темная радужка начинает алеть, а зрачок медленно деформируется, вытягиваясь – даже будучи нареченной Саске, она ещё ни разу не видела особою метку Первородных Учиха – Шаринган.