Цветочное сердце

Снадобье, влияющее на сердце. Снадобье от меланхолии. Вспомнился тот мужчина на рынке: как он умолял Ксавье о помощи, об «эйфории»…

Я читала дальше (сердце бешено стучало в груди):

«Я связался с пятью добровольцами для начального этапа испытаний.

Наполнил котел водой из залитого солнцем источника.

Добавил:

• горянку – 12 цветков, оторванных от стеблей, мелко порубленных – для уменьшения тревожности;

• двадцать четыре семени подсолнуха – вселяют оптимизм;

• небольшую банку мелко порубленной цедры апельсина; горячий шоколад – целый заварочный чайник – для бодрости;

• для полноты ощущений – три небольших черенка глицинии;

• цветок красной лилии – для азарта;

• семена желтого мака – для успеха.

Параллельно еще один рецепт: три лепестка желтого тюльпана, дельфиниум, антуриум, лаванда и таволга – для счастья.

Заваривать, мешая против часовой стрелки.

После двухчасового настаивания залью в пузырек. Сообщу о первых результатах».

Судя по дате в верхнем правом углу, запись сделана три месяца назад.

Три месяца назад, когда уехали родные Ксавье.

Три месяца назад, когда он получил невыполнимое задание Совета.

Три месяца назад, когда его магию урезали пополам. Будто… будто в наказание.

Из-за пелены слез слова блекли и расплывались. Я захлопнула записную книжку, засунула ее в ящик, задвинула его обратно. У меня перехватило дыхание. На границах поля зрения заплясали черные точки.

Невозможно! Ксавье не мог создать «эйфорию»! Он слишком хороший, слишком добрый.

А еще очень замкнутый и пристыженный. Ксавье плакал после встречи с Эмили. Если он впрямь создал «эйфорию», то, конечно, мучился угрызениями совести.

Если только Ксавье не врал. Как уже врал прежде. Обо всем. Он скрывал от меня эту тайну, скрывал остальные. Сказал, что если я узнаю правду, то не смогу относиться к нему по-прежнему.

Я медленно поднялась на ноги. Что ж, дам Ксавье последний шанс: попрошу рассказать свою версию этой истории. Магия обжигала мне сердце и пульсировала в мышцах. Ее подпитывали и боль, и злость, и замешательство. Через несколько дней эта сила перетечет к Ксавье.

Как он собрался ею распорядиться?

14

В ранний час следующего утра я порхала по кухне. Чайник засвистел на плите, и я налила кипяток в розовый заварник, благоухающий лавандой и бергамотом.

Заскрипели половицы, и я подняла голову, прижав теплый заварник к своей груди с трепещущим сердцем.

Когда Ксавье вошел на залитую утренним светом кухню, я с удовольствием отметила, что темные круги у него под глазами значительно посветлели. Этот юноша напоминал Ксавье, которого я знала до того, как раскрыла ту записную книжку: доброго и мягкого. Не такого, который станет готовить незаконное и опасное снадобье.

– Доброе утро! – окликнула я его, затем откашлялась, решив демонстрировать чуть меньше восторга. – Вы хорошо спали?

– Да, крепче, чем за многие месяцы. – Ксавье глянул на кухонный стол, сервированный не хуже, чем в кафе. Я испекла лимонные булочки и разложила их на блюдца, расписанные маргаритками. Нашла красивую скатерть, светло-желтую, с полотняными салфетками в тон, и изысканное столовое серебро с монограммой «М», что обозначало «Морвин».

Ксавье взял булочку с блюдечка:

– Это вы… вы их испекли?

– Да, хотя уверена: они не чета тем, что печет мой папа. – Я поставила заварник на стол перед ним.

– И в честь чего это? – спросил Ксавье, отодвигая для меня стул.

– В честь того, что вы спали всю ночь, – сказала я и накрыла колени салфеткой, а Ксавье тем временем сел напротив. – Настаиваю, чтобы вы что-то съели. Вид у вас не самый здоровый.

Друг негромко засмеялся и налил чай: сначала мне, потом себе. Я смотрела, как его чашка наполняется темно-коричневой жидкостью.

Затем он поднял ее к носу и улыбнулся.

– Бергамот. Мой любимый вкус. – Ксавье отставил чашку и нахмурил брови. – Погодите минуту.

Живот свело судорогой. Друг знал, что это допрос, а не чаепитие. Он откуда-то это знал.

– Да? – Ксавье показал себе через плечо. – Давненько мы не заглядывали в волшебный буфет.

Я с облегчением расслабила плечи:

– Ой! Да, конечно, я загляну в него. – Затаив дыхание я метнулась к буфету. Вдруг Ксавье накричит на меня? Что, если я неправильно его поняла? И хуже всего – вдруг его любезность насквозь фальшива?