Цветок Эридана (СИ)

Погружённая в свои размышления, Ева-Мария продолжала безучастно сидеть в кресле за столом. Перед ней лежали какие-то документы, существование которых было ей безразлично, и пачка непрочитанных писем. Часы на квадратной тумбочке с высокими ножками мелодично отбили полдень; встав из-за стола, принцесса вошла в туалетную комнату и не раздеваясь легла в ванну.

Когда туда вбежали служанки, все решили, что у королевы помутился рассудок. Немедленно был вызван личный доктор Лорита, который осмотрел девушку, покачал головой и запретил оставлять её одну. Отныне возле неё должны были находиться фрейлины, которым вменялось в обязанность дежурить у постели Её Величества даже по ночам.

Проходили дни. Ева-Мария была безучастна ко всему: ни с кем не говорила, ничего не ела. Тётки сбились с ног, пытаясь привлечь внимание девушки, медики испытывали на ней всевозможные лекарства, но всё впустую: королева таяла на глазах, и по столице ползли тревожные слухи, будто она вот-вот умрёт от неизвестной болезни.

Однажды ночью принцесса вдруг очнулась. Спальня казалась чужой и холодной: бледно мерцали ночники, неподвижно застыли кисточки балдахина, а четыре амура глядели на неё пустыми золотыми глазами и, усмехаясь, натягивали крошечные луки. Справа на стуле сидела девушка и напевала:

— Вижу ангела на небе -

Два раскинутых крыла.

Ты был смел и безрассуден,

А я глупою была.

У Евы-Марии перехватило дыхание, а красивый, тихий, чуть дребезжащий голос выводил:

— Я ждала тебя с надеждой,

Одна,

Пролетело много дней,

Ты исчез, я осталась

Одна,

Только с песней моей.

Одна, что может быть горче -

Нет тебя больше!

Нет тебя больше, любимый…

Королева села на кровати.

— О ком Вы поёте? — в смятении спросила она.

Элия Кельвин подняла глаза, и песня оборвалась.

— Вы не спите, Ваше Величество?

— Как можно спать под эти завывания! — холодным тоном произнесла принцесса.

— Вы очень бледны, сударыня. Пожалуйста, прилягте, Вам нельзя сейчас вставать, — фрейлина протянула руки, чтобы поддержать её, но Ева-Мария с негодованием оттолкнула девушку.

— Вы никто, чтобы поучать нас!

— Я знаю, — чуть слышно ответила Элия. — Но всё-таки позвольте мне помочь.

— Нам не нужна Ваша забота, миледи Кельвин!

Элия молча стояла рядом, теребя полотенце на плече.

— За что Вы так ненавидите меня? — робко спросила она, и по её щекам покатились слёзы.

— Подите прочь и больше не приходите сюда! — отозвалась Ева-Мария: она не желала делить своё горе с какой-то фрейлиной, мимоходом влюбившейся в принца.

— Хорошо, Ваше Величество, я позову миледи Стеллу.

Элия тихо вышла, а принцесса уронила голову на подушки; спасительный сон смежил ей веки, и больше в ту ночь она не просыпалась.

Утро принесло во дворец долгожданные перемены: впервые за много дней королева встала с постели и вышла к завтраку. Придворные толпились в приёмных покоях и с волнением ждали новостей; кто-то пустил слух, что она подурнела от лихорадки, другие утверждали, что это был летаргический сон, третьи говорили, что виной всему истерия.

Чтобы избежать назойливых церемоний пиранийского двора, Ева-Мария почти не покидала своих покоев. Войдя в библиотеку в сопровождении статс-дамы, она обнаружила, что за время её болезни на столе скопилось изрядное количество писем и донесений, которые требовали рассмотрения. Девушка со вздохом села в кресло и принялась разбирать бумаги. Большинство писем были от лорда Фина; советник сообщал, что в Эридане всё спокойно: законы соблюдаются, проблемы решаются, налоги взимаются.

«Donna mea, Ваше молчание тревожит. Всё ли у Вас хорошо? Как обстоят дела с мроаконским договором? Если король Хазар потребует изменений, немедленно информируйте меня или Юарта. Будьте благоразумны: учитывая осложнения с Гебетом, нам крайне важно поддерживать мир на западных границах. На Пиранию надежды мало, а Мроак может утратить интерес к Эридану, если найдёт другого союзника. Также до меня дошли слухи, будто Вы отказываете супругу в правах на ложе. Замечу, мера эта повлечёт за собой нарушение брачного договора…»

«Любезный лорд! Ваша позиция относительно Мроака не вполне ясна. Вначале Вы одобряли идею политического союза, потом отвергли, теперь снова хотите заручиться поддержкой Хазара. Стоило ли тогда устраивать весь этот фарс с Пиранией? А что касается, как Вы изволили выразиться, прав на ложе — сир Лорит как супруг оставляет желать лучшего. Вот уже целый месяц он пребывает на охоте; мы полагаем, что его коллекция трофеев значительно обогатилась пуантами местных балерин…»

«Donna mea, оставьте свои детские упрёки. Заключить договор с Мроаком мешали неуместные притязания Хазара на Вашу руку и огромный долг Пирании. Сейчас мы избавлены от того и другого, что делает союз возможным и — подчёркиваю! — желательным…»

«Господин Фин! Неужели Вы думаете, что Ваши распоряжения теперь что-то значат? У этого ненавистного брака есть одно достоинство: здесь, в Пирании, Вы больше не можете указывать Нашему Величеству, что делать! Король Хазар обещал нам свою защиту и помощь: отныне мы намерены доверять ему, а не Вам, тем более договор уже подписан…»