Цветок из Кирены

Я с радостью захлопнула старика Теофраста. Помимо тьмы других достоинств Виви обладает даром угадывать психологически верный момент для разумных предложений.

Мы забрались в «лендровер», отдыхавший около университета, и пошли выписывать зигзаги между арбами, грузовиками, верблюдами, легковыми машинами, мужчинами в длинных одеяниях, детьми и собаками, направляясь по Гизской дороге к пирамидам, этим неизменно красивым, светло-коричневым треугольникам, запечатленным, как на открытке, на фоне безоблачного неба. Миновали Хеопса и Хафра, проползли мимо Микерина и прямо по песку подъехали к пятнадцатиметровой папирусной лодке. Люди всех цветов кожи — три сведущих в папирусе уроженца республики Чад, египтяне и норвежец в небесно-голубом костюме яхтсмена— лихорадочно трудились, торопясь закончить работу к тому времени, когда подует пассат, который повлечет лодку из Марокко в Мексику через океан.

— Чистое самоубийство, — прошептала я Виви, глядя на изящно загнутую впереди и сзади лодку из снопов папируса, перехваченных веревками.

— Специалисты говорят, что она продержится на воде от силы три недели, — так же шепотом ответила мне Луллу. — Потом утонет. А от Марокко до Мексики плыть три месяца. Но бог бережет сумасбродов. Вот увидишь, все кончится благополучно. Как было с плотом «Кон-Тики».

Задорно улыбаясь, коричневый от солнца Тур Хейердал рассказал нам про шестерку членов экипажа, которые должны были выйти вместе с ним в рискованное плавание. Он сам подбирал себе спутников, и от них требовались два качества: чувство юмора и умение стряпать.

Тур Хейердал задумал своим плаванием показать, что египтяне поры фараонов в принципе могли попасть в Мексику на папирусной лодке. Он видел много общего в древнеегипетской и мексиканской культурах и допускал возможность того, что жители Средиземноморья пересекли Атлантический океан на папирусных судах. Ведь в древности папирус обильно рос на берегах Нила, и из него вязали лодки.

Теперь в Египте папируса нет, его пришлось везти издалека, но строители во всем старались следовать древнеегипетским образцам. Только в одном древняя традиция нарушалась: члены экспедиции собирались в числе прочего провианта взять с собой консервы.

А чтобы питание не было слишком однообразным, участники должны были готовить по очереди, потому и требовались от них кулинарные способности.

Что до чувства юмора, то это требование вполне понятно и пояснения не требует. Сам Тур Хейердал явно обладал чувством юмора в избытке.

Шесть спутников Хейердала представляли разные нации: мексиканец, русский, уроженец Чада, египтянин и американец. Только двое из них успели уже познакомиться, остальным предстояло узнать друг друга лишь на старте.

— В плавании будет вдоволь времени для знакомства, — объяснил Тур Хейердал с веселой искоркой в глазах.

Вечером я, оставшись в одиночестве, снова предалась размышлениям о сильфии. По просьбе Виви, ее помощник, профессор Набиль эль-Хадиди, сделал фотокопии посвященной сильфию последней главы в книге Франсуа Шаму, и мы с Луллу получили по экземпляру.

«Кирена при Баттиадах» написана по-французски, и я приступила к упомянутой главе не без внутреннего сопротивления. Но теперь я чувствовала в себе силы, необходимые, чтобы сломить это противодействие.

«Проблема киренского сильфия — вопрос увлекательный, сложный и запутанный; археологи и естествоиспытатели уже больше двух столетий тщетно пытаются разгрызть этот орешек. Исследованиями этой проблемы заполнены целые тома, а результата никакого. Сильфий принес Кирене богатство и процветание. Он был известен и широко применялся в античные века; его неоднократно упоминают древние авторы, а иные даже подробно описывают; он изображался на монетах. И однако мы по сей день не знаем, что же это за растение».

Такое начало главы о сильфии сразу расположило меня к Франсуа Шаму и внушило мне доверие.

Продолжая сражаться с французским текстом, я узнала, что впервые слово сильфий встречается в одном из ямбов Солона, приводимых Поллуксом. Дальше оно появляется на вазе Аркесилая и затем довольно часто упоминается в пятом веке до нашей эры: Геродот говорит о сильфии как о растении, особенно хорошо известном в Киренаике; то и дело упоминает его Аристофан, причем мы узнаем, что в Афинах сильфий был модной приправой и деликатесом. Плиний… Теофраст…

В эту минуту зазвонил телефон. Луллу звонила из Гельвана.

— Ты не могла бы разыскать в своих бумагах снимок Коппа ди Вульчи? — взволнованно спросила она.

— Зачем искать, — ответила я. — Он передо мной.

— Отлично. Тогда посмотри и скажи мне, что там у царя между ногами!

— Как-как ты сказала? — переспросила я, не то чтобы шокированная, но все же слегка озадаченная таким предложением.

— Понимаешь, дело в том, что…

Дело было в том, что Луллу, которая в молодости училась в Сорбонне и немалую часть своей жизни болтала по-французски, гораздо дальше меня продвинулась в чтении восемнадцати страниц, отведенных сильфию в книге Шаму.