Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ)

Как хорошо он помнил, что семь лет тому назад по приказу Неб-Амона был отменен приговор, вынесенный этой женщине! После освобождения она исчезла… с тех пор никто ничего не слышал о ней; и только сейчас, кажется, перед Тотмесом во всей полноте начало проясняться новое преступление, мерзкое и наспех скрытое – как неряшливо схороненная убийцей жертва.

- Расскажи мне все, что ты знаешь об этом браке, - сказал Тотмес.

Кажется, приятного ужина не получится.

Каапер понял, что все серьезней и хуже, чем он думал – и пожалел, что знает очень мало. Собственно, он уже сказал то, что ему известно.

- Ты думаешь, что за этим… преступление, великий ясновидец? – спросил он верховного жреца.

Тотмес улыбнулся, опустив веки. Тот, кто знал его лучше, чем Каапер, мог бы за этим светским выражением увидеть мстительную радость.

- Да, мой друг, - сказал Тотмес.

У него никогда не было столь близких друзей, чтобы они могли видеть его помыслы. Нет – один был. Неб-Амон. Но Неб-Амон был слишком умен сам, и слишком опасался за свое положение сам, чтобы действительно стать Тотмесу другом: эти двое постоянно приглядывались и принюхивались друг к другу, никто не забываясь до безоговорочного доверия.

Однако женитьба на Тамит – сама по себе не преступление, хоть это и грешно. Тотмес уже понял, куда и почему пропала преступница: именно она стала наложницей, от которой у Неб-Амона появился сын – женщиной верховного жреца, о которой говорил весь город. Тотмес, в отличие от многих хулителей, был слишком умен и слишком хорошо понимал человеческую натуру, чтобы особенно сильно изумиться этому: он не произнес ни слова осуждения ни в лицо, ни за спиной Неб-Амона. Он даже видел его маленького сына и говорил с ним; хотя мальчишка оказался диковат и странен. Тотмесу, однако, Аменхотеп уже тогда показался знакомым. И теперь он понял, почему.

Это был сын Тамит.

Тотмес был бы глубоко потрясен и оскорблен и как жрец, и как друг Неб-Амона, узнай он об этом при жизни великого ясновидца. Но сейчас все представало в ином – истинном – свете…

Неб-Амон прикрыл грехи своего распущенного мальчишки… Так значит, Аменемхет уже давно стал сластолюбцем – дошло до внебрачного ребенка: с преступницей, подумать только.

Тотмес высчитал, сколько Аменемхету могло быть лет, когда родился Аменхотеп, и с отвращением усмехнулся. Теперь он все понимал. Он даже немного пожалел отца, у которого родился такой сын.

Вдруг Тотмес снова вспомнил о своей дочери, и ощутил черную ненависть к Аменемхету. Так значит, у него была любовница, когда он женился на Неферу-Ра… Одного этого Тотмес ему не простил бы; но того… Того, что он замарал себя, а потом замарал его дочь сближением с этой женщиной!..

О, как хорошо Тотмес помнил, за что осудили обоих ее мужей. Одного первого, мужеложца, было достаточно, чтобы любой, кто знал об этом, не смог приближаться к ней без отвращения. И этим… его дочь…

- Тебе плохо, Тотмес? – воскликнул Каапер.

Тотмес осознал, что стоит посреди улицы, согнувшись и ловя ртом воздух, точно спасенный утопленник.

- Нет, - перемогая ужас и ненависть, ответил верховный жрец. – Я здоров. Благодарю тебя.

Как жаль, что нельзя сейчас узнать, ходил ли Аменемхет к этой женщине, когда жил с Неферу-Ра. Но из того, что Тотмес знал о людях, можно было заключить, что ходил.

Если бы Тотмес сейчас видел мальчишку перед глазами, он бы голыми руками разорвал ему горло, хотя никогда не отличался особенной силой…

- Идем дальше, Каапер, - сказал он.

Каапер дивился и тревожился, но помалкивал; почтительность удержала его от того, чтобы взять старого друга под руку, хотя Тотмес явно нуждался в опоре. Каапер знал, что помыслы верховного жреца глубоки и неисповедимы.

========== Глава 69 ==========

Меритамон немного успокоилась: никакой угрозы со стороны брата или Тамит не чувствовалось… пока. Они чего-то ждали. А может, наслаждались друг с другом, пока могли.

Меритамон было это противно, брат стал навсегда гадок ей, как когда-то самая любимая, но испорченная сладость. Она все еще любила его – но и эта любовь сделалась горькой. Убийца… Разве от этого можно очиститься?

Она не пошла бы против Аменемхета, но видеть его стало для нее почти невыносимо. Хотя Меритамон все еще на что-то надеялась. Уну, конечно, страстно пенял бы ей сейчас; отец сурово осудил бы за промедление… и свекор тоже ее осуждал, но Меритамон смотрела на личико своего сына и не могла ничего предпринять. Вырастить его, думала молодая мать, уберечь его, а остальное неважно.

Она понимала где-то глубоко в сердце, что своим бездействием ставит Анх-Осириса под угрозу, но по-прежнему не могла решиться на возвращение в дом отца. Этот дом, казалось, насквозь провонял грехами. И там жил чужой ребенок, который тоже вызывал у Меритамон отвращение: шестилетний сын греха, сын брата и Тамит. Меритамон когда-то слышала, конечно, что женщины любят всех детей – но теперь понимала, что это неправда. Этого мальчишку она не хотела и не могла любить, он был врагом.