Читаем Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ) полностью

Однако молодая женщина отважилась снова гулять по городу и выносить на прогулку сына – может быть, из-за детской веры в невозможность наихудшего зла, а может… просто от усталости. Ее жизнь была отвратительна. Ее семья походила на тело, отравленное гнойником: не трогать очаг заразы было опасно, и тронуть – тоже опасно. Когда-нибудь этот чирей вскроется сам… но до тех пор не убьет ли остальные члены?

Однажды она гуляла неподалеку от дома с сыном, со служанкой и младшей сестрой Менкауптаха – Анхесенамон. Мужа с нею не было – Менкауптах был занят; и Меритамон совершенно не скучала по нем. После рождения сына между ними прекратились даже брачные отношения. Вначале это требовалось, чтобы Меритамон восстановила здоровье… а потом ничего так и не возобновилось…

Менкауптах не настаивал, а Меритамон не испытывала никакого желания предлагать ему себя. Если муж захочет, он сам ее возьмет; ну а если ему не хватает настойчивости или смелости… разве женщина в этом виновата?

Мягкость Менкауптаха порою слишком напоминала бесхребетность. Он был каким-то таким, что любить его как мужчину не получалось, и Меритамон сомневалась, что Менкауптах был бы способен вызвать любовь и другой женщины…

Анхесенамон вдруг предложила золовке сходить к реке – искупаться. Она была самая предприимчивая из детей господина дома; Меритамон приняла приглашение с некоторые опасением, но с радостью и готовностью. В самом деле, их ведь трое на одного малыша. Что может случиться?

Конечно, тут вода не такая чистая, как дома в купальне, но ведь и Меритамон не такая госпожа, какой была ее матушка…

Три женщины увидели на реке много купальщиков, притом немало было совершенно обнаженных. Меритамон всегда знала, что люди так делают, но вдруг засмущалась. Она-то ведь была дочерью и невесткой высших жрецов…

- Отойдемте туда, где никто не увидит, - попросила она подругу и служанку. Ах, если бы не такая жара! Тогда и народу на реке было бы поменьше…

Все же они нашли укромное место на берегу, и Меритамон первая выскользнула из платья. Анхесенамон заслонила ее своим телом. А когда Меритамон погрузилась в воду, спутницы с удивлением услышали ее восторженный смех – казалось, могучая всеочищающая река смыла с нее все страхи и всю застенчивость. Меритамон ведь была не такая! Она не побоялась первой поцеловать юношу, который ей нравился, и не побоялась сказать ему, что он ей нравился… Не побоялась пересечь стену гарема… Взвизгнув, она нырнула с головой; сейчас Меритамон казалась совсем девчонкой. Она вынырнула, весело сверкая глазами и зубками из-под налипших на лицо коротких черных волос, а ее немолодая служанка, уже давно стыдившаяся так себя вести и так обнажаться, качала головой и улыбалась.

Правда, в воде почти ничего не было видно – только иногда блестели плечики и груди, да мелькали смуглые руки. Меритамон приглашающе замахала рукой Анхесенамон, которая все еще не решалась последовать ее примеру.

- А ну дай мне моего маленького Осириса! – вдруг велела она служанке. То испугалась. Госпожа с ума сошла!

Ты же утопишь его, чуть не сказала она госпоже; но, конечно, не сказала и, приподняв платье и зайдя в воду по колени, распеленала и почтительно подала ей ребенка.

Меритамон тут же окунула сына в реку, а потом еще раз. Он взвизгнул, но скорее восторженно, чем наоборот. Мать защекотала ему животик, и Анх-Осирис засмеялся.

- Давай к нам! – повелительно крикнула она Анхесенамон. Девушка смущенно сжалась; а потом, будто решившись, широко улыбнулась и, стащив с себя платье, плашмя бросилась на воду, окатив мать и сына фонтаном брызг. Оба только засмеялись.

Они стали играть с водой и друг с другом. Только бы не попасться сейчас на глаза свекру, подумала Меритамон, хохоча, отфыркиваясь и жмурясь; но ей было слишком весело, чтобы беспокоиться. Давно уже ей не было так легко.

Как будто она снова превратилась в девчонку и заново начала жить!

Менкауптаха только силой можно было бы затащить к нам, подумала Меритамон, и мысль о муже оказалась кислой и расхолаживающей. Она вылезла из воды, подставляя сына солнцу, чтобы тот побыстрее обсох; о том, что она полностью обнажена, Меритамон вспомнила не сразу.

- О, То, мне же нечем вытереться, - вспомнила она, слегка покраснев от осознания своей наготы. – Я так обсохну. Анхесенамон, ложись рядом! То, подай нам платья, мы прикроемся!

Она небрежно набросила платья на себя и на девушку; к голым телам приставал мокрый песок. Меритамон улыбалась, поеживаясь, и думала, как воспринял бы это муж, если бы мог их видеть.

Наверное, умер бы от удара.

Ах, нет, грешно так думать. Меритамон даже самой себе не призналась, что на какой-то миг ей захотелось, чтобы Менкауптах от чего-нибудь пострадал…

Женщины обсохли и, загораживая друг друга, отряхнулись от песка и оделись. Меритамон с нежностью взяла на руки Анх-Осириса.

- То, а ты не хочешь выкупаться? – дружелюбно предложила она служанке. – Мы покараулим.

Окончательно расхрабрившаяся Анхесенамон кивнула и засмеялась.

- Нет, госпожа, я не могу… - сказала То.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Лысая певица
Лысая певица

Лысая певица — это первая пьеса Ионеско. Премьера ее состоялась в 11 мая 1950, в парижском «Театре полуночников» (режиссер Н.Батай). Весьма показательно — в рамках эстетики абсурдизма — что сама лысая певица не только не появляется на сцене, но в первоначальном варианте пьесы и не упоминалась. По театральной легенде, название пьесы возникло у Ионеско на первой репетиции, из-за оговорки актера, репетирующего роль брандмайора (вместо слов «слишком светлая певица» он произнес «слишком лысая певица»). Ионеско не только закрепил эту оговорку в тексте, но и заменил первоначальный вариант названия пьесы (Англичанин без дела).Ионеско написал свою «Лысую певицу» под впечатлением англо-французского разговорника: все знают, какие бессмысленные фразы во всяких разговорниках.

Эжен Ионеско

Драматургия / Стихи и поэзия