Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ)

На нем было белое ночное одеяние, и вдруг фараон поразительно напомнил Меритамон собственного отца. Не зная, что делать, с трясущимися от волнения руками и коленями она опустилась на пол у его ног, робко коснувшись его одежды.

- Не бойся, - впервые заговорил Рамсес. Подняв голову, она увидела, что царь улыбается – со снисходительностью, которая, как она уже поняла, легко могла перейти в раздражение. Меритамон поспешно встала и села рядом с ним. Рамсес обвил рукой ее талию и взглянул ей в глаза своими густо подведенными глазами.

- Право, я начинаю думать, что не ошибся, назвав тебя девушкой, - сказал он. Меритамон улыбнулась в ответ на его улыбку. Она позволила фараону привлечь себя в объятия, и закрыла глаза, стараясь не думать, как опасен этот любовник.

Он не повалил ее сразу на спину, как Меритамон и хотела, и опасалась – она почувствовала, как царственные руки распускают ленты ее платья. А потом он прижался губами к ее плечу, лаская рукой обнажившуюся грудь; и это оказалось неожиданно приятно. Меритамон была рада, что царь не захотел поцеловать ее – не знала, смогла бы скрыть отвращение, ощутив поцелуй пятидесятилетнего старика. Несколько мгновений она оставалась безучастной, потом сама стала водить руками по все еще пугающе сильным плечам фараона, не зная, сможет ли он взять ее сам; может быть, ему потребуется… помочь?.. Ведь он стар!..

Как будто услышав ее мысли, Рамсес наконец опрокинул ее на спину и навалился сверху; он оказался очень тяжелым, и она испугалась за свое дитя. Но все происходило так быстро, что у Меритамон не осталось времени отвлекаться; она охнула, когда любовник стремительно овладел ею. Он крепко сжимал ее бедра. Потом одна рука оставила ноющее бедро и скользнула между ее ног. Меритамон не открывала глаз, но ей не нужно было думать ни о ком другом; ей нравилось то, что делали с нею, нравилось намного больше, чем хотело ее сердце. Рамсес был ненасытен. Он повернул ее на бок и прижался к ней сзади, лаская ее грудь и целуя ее шею; и она громко застонала, двигаясь так, как он хотел…

Потом он не приказал ей покинуть спальню немедленно – фараон повернул ее к себе лицом, полулежа напротив и опираясь на локоть. Он внимательно разглядывал ее, удовлетворенно улыбаясь.

- Ты хороша, госпожа Меритамон, - сказал Рамсес. – У священных людей Амона рождаются лучшие дочери, чем я думал.

Это была и похвала, и оскорбление. Конечно, на такое нельзя было отвечать. Фараон, не отрывая от нее взгляда, погладил ее по плечу, потом по щеке, и на мгновение Меритамон испугалась, что он захочет ее снова. Но он просто ласкал ее.

- Есть ли у тебя какая-нибудь просьба? – спросил Рамсес. – Желание, которое твой владыка мог бы исполнить?

- Повелитель…

- Могучий Бык, - прошептала Меритамон, опустив глаза. – Мой брат томится в ужасной подземной темнице, и мое сердце рыдает при мысли об этом… Умоляю твое величество облегчить его положение…

Перед нею возникло насмешливое лицо смертника Аменемхета. “Шлюха… Ты легла с этим господином, чтобы он сделал то, что ты хочешь…” А как еще назвать то, что она делает сейчас?

Фараон не стал говорить, что уже приказывал жрецам Амона лучше заботиться об узнике. Он хмуро молчал.

- Это отцеубийца, - наконец сказал Рамсес. – Ты и в самом деле думаешь, что его участь несправедлива?

- Мне просто очень жалко моего брата, - прошептала Меритамон. На царскую простыню капнула слеза.

- Ты, должно быть, пошла добротой в мать, - заметил Рамсес. – Хорошо, я прикажу, чтобы твоего брата завтра же перевели в дворцовую тюрьму. Здесь надзирать за этим преступником будут мои собственные слуги.

Меритамон чуть не вскрикнула: “Освободи его! Освободи!”

Но промолчала, поняв, что выпросила для одного раза очень много. Может быть, в следующую ночь… следующую ночь…

Меритамон положила руку на живот и поняла, что пленница здесь навеки.

Фараон молчал; тогда она соскользнула с ложа, надела платье и сандалии и, припав к полу в поклоне, неслышно удалилась.

========== Глава 81 ==========

Аменемхет был болен.

В отличие от его сестры, за ним никто не ухаживал. После того случая, когда его камеру убрали под надзором Хорнахта, это больше не делалось ни разу. Несмотря на твердую волю царя, направившую вестников в храм Амона с этой целью, люди его величества не осмелились применить насилие на земле бога, сыном которого являлся сам фараон. И поэтому молодой, пышущий здоровьем красавец в несколько дней упал ниже последнего нищего в городе. Ниже – потому что даже нищих в храмах призревали и лечили.

Но не таких, как он.

Отцеубийца неподвижно лежал на соломе, уже не чувствуя ни собственного смрада, ни окружающей вони; только жар, сжигавший его тело. Глаза его были открыты, но ничего не видели – может быть, потому, что рассудок уже помутился. Но даже здоровый человек мало что мог бы рассмотреть в неосвещенной подземной камере: Аменемхету никогда не давали огня.