Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ)

Воины презрели даже возмущение царских дочерей, когда следом за жрецами, подгоняя окриками, спустили наложниц в подземный зал. Двое охранников тут же стали на страже у дверей, остальные поспешили обратно – искать преступницу.

- Почему вы думаете, что она преступница? – спросил у солдат один из сопровождающих их жрецов; несмотря на опасность, у него был сердитый и высокомерный вид. – Может быть, эта женщина просто потерялась? А может, ее с какой-то целью скрыл от вас бог?

- От фараона? – воскликнул воин, хватаясь за меч.

- Фараон – сын Амона, - отвечал жрец.

- Об этом будет немедленно доложено его величеству! – сказал стражник. На это служитель Амона ответил:

- Вы посмеете прервать беседу фараона с богом и с великим ясновидцем?

Жрецам пригрозили разными карами, но не очень уверенно; постепенно возмущение оплошавших стражников стихло. Они понимали, что прежде всего в случившемся - их собственная вина. И на обыск храма не решился бы никто из них, даже все вместе.

Тогда стражники мрачно и виновато расположились во дворе, ожидая выхода фараона. Друг на друга они старались не смотреть – никто не знал, кого и насколько тяжко покарают за побег этой женщины.

***

Меритамон сидела на скамье в объятиях Хепри, прижавшись к нему и отдав ему свои руки; молодой жрец поглаживал их, шепча подруге нежные слова, как будто они были одни во всем зале.

Однако снаружи никто бы их не увидел – влюбленных по-прежнему окружали жрецы, среди которых почти все были старшими; не хватало только третьего хему нечер и самого верховного жреца. Тотмес был занят с фараоном.

Разговор тянулся долго – после длительного и торжественного богослужения они с Рамсесом обсуждали размер дани, которая причиталась Амону помимо его собственных богатств. Тотмес держался чуть скромнее и смиреннее обычного, и даже пошел на уступку. Однако, к удивлению великого ясновидца, Рамсес эту уступку не принял.

Хотя нельзя было сказать, чтобы Тотмес слишком удивился щедрости фараона. Жрица Исида, говорившая с Рамсесом от имени Амона, оказала сильное влияние на его величество, несмотря на то, что прежде принадлежала другому божеству…

После беседы Тотмес повел его величество вглубь храма, показать, какие изменения произошли в доме его небесного отца за время долгого отсутствия Рамсеса. Фараон был недоволен, но отказаться от ритуала не решился. Он помнил, чем обязан Амону, лучше, чем порою казалось жрецам.

Младшие слуги бога падали ниц при появлении престарелого царя; старшие только кланялись, и его величество начал хмуриться, хотя и сейчас не высказывал вслух своего недовольства.

Тотмес был привычен владеть собой, и держался очень хорошо. Если фараон и заметил небольшую бледность и дрожание рук великого ясновидца, он приписал это только своему божественному присутствию.

Верховный жрец и фараон уже медленно и торжественно возвращались обратно, как вдруг Рамсесу почудилась какая-то суета в храмовом дворе, который можно было видеть через открытые двери. Он не досказал того, что хотел, со своим собеседником и быстрым шагом вышел из храма.

- Что случилось? – крикнул царь, увидев, что стражники, охранявшие его женщин, столпились напротив дверей, а никаких женщин с ними нет.

Где-то в стороне стояли остальные придворные, бледные и напуганные.

Один из стражников подбежал к нему и упал на колени.

- Великий Хор! Одна из твоих женщин пропала!..

- Как пропала? Которая? – крикнул Рамсес.

Он почему-то догадывался, которая.

И не знал… не знал…

- Наложница Меритамон, - ответил стражник и уткнулся лбом в землю. – Она исчезла так быстро, точно ее унес какой-то демон… Пусть твое величество не гневается на нас…

Рамсес не успел ответить, потому что из храмовых дверей появился верховный жрец.

В свете солнца Тотмес выглядел не так таинственно, как в сумерках, искусственно создававшихся в храмовых залах, но гораздо более внушительно. На шее его блестело золотое ожерелье, прежде украшавшее грудь Неб-Амона, костистая рука сжимала жезл, а плечи покрывала шкура пантеры.

- Быть может, здесь и вправду не обошлось без божественного вмешательства, - мягко сказал Тотмес. Фараон резко обернулся к нему, глядя на жреца с открытым ртом.

- Эта женщина, о которой доложили твоему величеству, - дочь великого Неб-Амона, первого хему нечер и моего предшественника, - продолжал Тотмес; рука его крепче сжала жезл и задрожала, но на лице не появилось и тени страха. - Очевидно, бог был недоволен ее положением и предназначил ее для другого, - уже жестко закончил верховный жрец.

Как будто он говорил не с владыкой своей жизни и жизней всех своих подчиненных, а с нерадивым учеником.

Рамсес откинул голову, открывая и закрывая рот, точно ему не хватало воздуха; лицо начало багроветь, и двое воинов подступили к нему, не решаясь, однако, притронуться к его священной особе. Фараон поднял руку, как будто готовясь поразить жреца без оружия.

- Ты… - выдохнул он. – Ты…

- Я здесь ни при чем – я не похищал эту женщину, Великий Хор, - ответил Тотмес чистую правду. – Я слуга твоего величества. Мы все здесь твои слуги – твои и твоего родителя Амона…