Читаем Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ) полностью

Но он был очень весел и развязен – и только. Увидев ее, жрец оттолкнул слугу, который его поддерживал, и устремился навстречу любовнице, простирая руки, как к самому Амону:

- Госпожа… моего сердца! Моя телица… белошеяя гусыня!

Тамит знала, что это слова любви, но звонко рассмеялась им: она и вдруг корова и гусыня!

Она уже без страха подхватила любовника в объятия, и он обмяк на ее плече, едва не уронив девушку. Тамит потащила его в спальню, с трудом переставляя ноги под весом мужчины. Интересно, с кем он сегодня пьянствовал?

Нечерхет вдруг рассмеялся, дыша вином ей в шею:

- А ты знаешь, девушка… что скоро будет? Я буду голосом Амона, самого Амона! Я – Амон, госпожа моя… поняла?

Бредни пьяного, подумала Тамит, укладывая мужчину в постель.

Улыбнулась тому, как жрец затих на кровати, словно ребенок, которого уложила спать мать, и поцеловала Нечерхета в лоб.

- Спи, мой господин.

Она хотела отойти, но Нечерхет поймал ее за руку горячей рукой. Притянул к себе и пропыхтел на ухо:

- Я, именно я буду Амоном на празднике Опет. Вот так-то, девушка!

- Что?

Тамит раскрыла рот, пораженная этими словами. Может, это были не только бредни пьяницы – может, жрецы и в самом деле могут сливаться с богами во время больших торжеств? Праздник Опет ей, как рожденной в Уасете, был хорошо знаком с ранних лет. Во время него совершался торжественный выход Амона, его супруги Мут и сына Хонсу на золоченых ладьях: боги покидали Опет Амона, чтобы посетить Южный Опет, другой дом бога. Празднество сопровождалось шумными гуляниями, а также гаданиями, разрешением тяжб, назначением на должности – все это решал бог Амон.

А что, если в Амона действительно воплощались жрецы?

Но тогда это должен был быть великий ясновидец или хотя бы другие пророки Амона, не Нечерхет – он недостаточно высок!

Она хотела растолкать Нечерхета и расспросить его, но жрец уже спал, продолжая держать ее за руку. Тамит сдвинула брови и вырвала свою руку. Вот негодный пьяница!

Ничего, она все разузнает завтра.

Но наутро Нечерхет мучился похмельем – и, кажется, и своей вчерашней болтливостью. Он так мрачно поглядывал на Тамит, что девушка поняла: боится, что выболтал ей какие-то жреческие тайны.

А она знала, что это преступление, которое не прощается.

Тамит поднесла своему господину пива, чтобы ему стало легче, сама принесла в комнату воды и обмыла его тело, как обмывают больных. Все надеялась, что он смягчится и разговорится.

Оплеснув лицо из большой чаши, жрец наконец снова стал жрецом. Поднялся, стараясь не морщиться, и отправился вместе со слугой совершить тщательное омовение и выбрить тело и голову для сегодняшнего служения. Тамит так и не успела ни о чем его спросить.

Вернулся Нечерхет уже далекий от нее – в белом одеянии, строгий и неприступный. Тамит попыталась поймать его взгляд и улыбнулась, нежно и моляще – и наконец любовник улыбнулся в ответ.

Погладил ее по щеке.

- Ты очень хорошая девушка, - сказал жрец; гладко выбритое лицо дернулось от боли, пронзившей голову. – Я был бы рад… если бы ты…

Он сжал ее плечо; Тамит боялась вздохнуть. Неужели он хотел сказать – был бы рад, если бы ты стала моей женой?

Но жрец ничего не прибавил и оставил ее.

Тамит села и потерла виски, в полном недоумении. Что он хотел сказать сейчас? И о чем говорил ночью – как это он будет Амоном?

Это так и не разъяснилось; зато разъяснилось его неоконченное предложение.


Нечерхет вернулся вечером к ужину, веселый и довольный, как вчера, но совершенно трезвый, в отличие от вчерашнего дня. Сегодняшний день был днем, полным плодотворного служения и плодотворных бесед.

Он умылся, переоделся в простую набедренную повязку и белую рубашку и пришел к ней ужинать. Тамит сама следила, чтобы сегодня приготовили ужин получше, и помогала служанке на кухне – а вдруг это поможет разговорить ее господина?

Она даже не ела, хотя проголодалась, и смотрела, как Нечерхет с удовольствием отправляет в рот куски жареного мяса. Вдруг Тамит вспомнилось, что жрецы в какие-то дни соблюдают посты, но ее господина это явно не слишком заботило.

- Ешь, - пригласил любовник, увидев, что она не ест, и похлопал ладонью по столику. – Ешь со мной, девушка! Ты моя хозяйка!

Тамит польщенно рассмеялась и присоединилась к трапезе.

- Я тебя обрадую, - сказал Нечерхет. Удовольствие от еды соединилось с удовольствием от обладанием такой красивой и послушной девушкой, и он улыбался, глядя на нее. – Завтра ты пойдешь со мной!

- Куда, господин? – спросила Тамит.

Она сидела смирно-смирно, но готова была подпрыгнуть до потолка от нетерпения.

- В гости! – ответил Нечерхет. – В гости к моему другу, большому господину! Ты порадуешь его взор, как радуешь мой!

- К какому господину? – спросила Тамит.

Перед кем он будет хвастаться ею, развратник?..

В ответ Нечерхет приложил палец к губам и лукаво рассмеялся. Тамит захотелось ударить его, и она зажала кулаки между колен.

Деланно улыбнулась и опустила глаза.

- Ты очень добр, господин, ты делаешь меня счастливой.

Нечерхет прополоскал жирные пальцы в чаше с водой, потом этой же рукой обхватил любовницу за плечи и прижал к себе:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Лысая певица
Лысая певица

Лысая певица — это первая пьеса Ионеско. Премьера ее состоялась в 11 мая 1950, в парижском «Театре полуночников» (режиссер Н.Батай). Весьма показательно — в рамках эстетики абсурдизма — что сама лысая певица не только не появляется на сцене, но в первоначальном варианте пьесы и не упоминалась. По театральной легенде, название пьесы возникло у Ионеско на первой репетиции, из-за оговорки актера, репетирующего роль брандмайора (вместо слов «слишком светлая певица» он произнес «слишком лысая певица»). Ионеско не только закрепил эту оговорку в тексте, но и заменил первоначальный вариант названия пьесы (Англичанин без дела).Ионеско написал свою «Лысую певицу» под впечатлением англо-французского разговорника: все знают, какие бессмысленные фразы во всяких разговорниках.

Эжен Ионеско

Драматургия / Стихи и поэзия