Читаем Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ) полностью

- Это от сегодняшнего огорчения, - сказала Тамит; рот ее дернулся от жалости к себе, когда она вспомнила, как несколькими словами верховного жреца были уничтожены все ее надежды.

- Так сказал бог, - смиренно сказала она и вложила свою руку в руку покровителя. – Пойдем, господин, куда ты теперь захочешь отвести меня. Я в твоей полной власти.

Нечерхет погладил ее пальцы – в его руке тревожно бился пульс.

- Я бы сделал это, - вдруг быстро, беспокойно прошептал он. – Я бы продолжил учить тебя, но бог запретил!

- А разве ты не вещаешь волю бога? – вдруг спросила Тамит, искоса взглянув на него. Может, все не так безнадежно?

- Ведь ты тоже высокий жрец Амона, господин? – спросила она.

- Да, - сказал Нечерхет и отвернулся.

Он сжимал ее руку, почти терзал ее. Тамит слышала, как он вздыхает, почти слышала, как страх и почтительность борются в нем со страстью к ней.

- Я буду водить тебя к учителям школы, не принадлежащей храму Амона, - вдруг сказал жрец. – Я договорюсь с ними и буду им платить. Тебя научат и танцам, и пению. Это не противно воле Амона.

Он крепко взял Тамит за плечи и повернул ее к себе.

- Письму тебя научит мой писец, - решительно сказал Нечерхет. – А чтением я буду заниматься с тобой сам. Ты станешь госпожой, а там, быть может…

Он вздохнул и огляделся.

- Быть может, бог улыбнется тебе…

“Бог – возможно, а Неб-Амон, его уста на земле, - никогда”.

- Спасибо, господин, - сказала Тамит.

Она быстро огляделась, потом обхватила голову своего господина руками и нежно и признательно прильнула к его губам.

- Ты не пожалеешь, - прошептала она.

У нее не осталось ни отвращения к своему поведению, за которое Тамит еще вчера себя презирала, ни отвращения к человеку, почти силой уложившему ее в свою постель – к человеку, на месте которого она во все минуты ласк представляла другого. Все ради великой цели.


- Мне показалось, будто кто-то смотрел на меня, - сказала Ка-Нейт. Ей было тревожно, но она улыбалась, потому что была в объятиях мужа – в белом шатре, отгораживавшем их от всего мира.

- Многие смотрят на тебя, когда мы выходим, - сказал Неб-Амон. Он прижал ее к себе, наслаждаясь этим ощущением.

- Ты самая прекрасная женщина в городе, - сказал он. – Таких женщин нет даже во дворце…

- А ты видел женщин дворца, господин? – с чуть приметным лукавством и ревностью в голосе спросила Ка-Нейт, оборачиваясь к мужу. – Какие они?

Жрец смотрел равнодушно.

- Они красивы, - сказал он. – У них разные цвета кожи и разные наречия. Но таких, как ты, там нет.

Он вдруг взял жену за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза.

- Я рад, что ты не бывала во дворце со мной и фараон не видел тебя. Фараон может отнять любую женщину у ее мужа – он живой бог.

Ка-Нейт распахнула глаза.

- Неужели я могла бы понравиться его величеству? Я никогда не думала о себе так высоко! Что за мысли, господин мой!

Неб-Амон крепко обнял ее, уткнувшись лицом в ее гладкие душистые волосы. Он знал фараона – это был человек… человек, полный сил и страсти. Он имел огромный гарем, который постоянно пополнялся; и божество в смертной оболочке – Усермаатра Сетепенра – называлось “мужем всех женщин Та Кемет”. Ка-Нейт не знает, с какой легкостью их в действительности могут разлучить.

Его величество даже не увидит Ка-Нейт – великий ясновидец позаботится об этом.

- Кто-то смотрел на меня в храме, - вдруг повторила Ка-Нейт, беспокойно пошевелившись в его объятиях.

Неб-Амон уже и забыл об этом.

Вдруг ему вспомнилась изгнанная служанка его дома, которую он встретил в храме Амона. Служанка, которую, по всей видимости, сделал своей любовницей его жрец Нечерхет; Неб-Амон даже подумал, чтобы изгнать из храма их обоих. Нечерхет был известным распутником, и Неб-Амон подозревал его в связях со многими служанками храма и даже с певицами и танцовщицами Амона – недостойный жрец.

Как и эта служанка. Чтобы сделать такую жрицей… нет, ничья похоть этого не сделает!

- Может быть, это твоя служанка смотрела на тебя, - сказал великий ясновидец. – Она нашла убежище в храме, я видел ее сегодня.

- Тамит? – воскликнула Ка-Нейт. – Она нашла убежище? Это прекрасно!

Его жена так просияла, словно услышала радостные вести о любимой сестре.

- Дом Амона – убежище для слуг, - сказал Неб-Амон; на красивом лице выразилось отчетливое презрение. – Пусть остается там. Жрецы найдут для нее работу ей по мерке – может быть, уборку или мытье полов…

- Для нее? – с негодованием воскликнула Ка-Нейт. – Тамит…

Вдруг ее будто кто-то оборвал. Или она что-то вспомнила.

- Тамит очень красивая женщина. Она достойна большего, чем такая работа, - сказала его жена.

Жрец поморщился. – Она…

Тут носилки остановились и опустились.

Заглянул слуга.

- Прибыли, господин!

Неб-Амон чуть кивнул и жестом отпустил его. Но не спешил покинуть носилки – стремился прежде всего досказать недосказанное.

- Она достойна только этого, - сказал великий ясновидец. – Чтобы подняться в храме, мало красоты – нужна чистота, и прилежание, и ученость…

- Ты ничего не знаешь о ее чистоте, - заметила Ка-Нейт. – Я помню Тамит как послушную и прилежную служанку…

- И только, - сказал жрец.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Лысая певица
Лысая певица

Лысая певица — это первая пьеса Ионеско. Премьера ее состоялась в 11 мая 1950, в парижском «Театре полуночников» (режиссер Н.Батай). Весьма показательно — в рамках эстетики абсурдизма — что сама лысая певица не только не появляется на сцене, но в первоначальном варианте пьесы и не упоминалась. По театральной легенде, название пьесы возникло у Ионеско на первой репетиции, из-за оговорки актера, репетирующего роль брандмайора (вместо слов «слишком светлая певица» он произнес «слишком лысая певица»). Ионеско не только закрепил эту оговорку в тексте, но и заменил первоначальный вариант названия пьесы (Англичанин без дела).Ионеско написал свою «Лысую певицу» под впечатлением англо-французского разговорника: все знают, какие бессмысленные фразы во всяких разговорниках.

Эжен Ионеско

Драматургия / Стихи и поэзия