Читаем Цветок пустыни полностью

Интуиция мне подсказывала, что эта визитка еще мне пригодится, поэтому я понадежнее спрятала ее в своих вещах.

С той истории Малькольм Фейрчайлд не пытался со мной заговорить – если мы вдруг встречались у школы, он просто вежливо улыбался. Однажды только он подошел, молча протянул мне свою визитку и ушел прочь. Я засунула ее в карман и всю дорогу до дома ругала его на чем свет стоит – вот свинья какая, и ведь осмелился!

Дома я тут же метнулась наверх, в ту часть дома, где были детские спальни – наше укрытие от взрослых.

– Басма, смотри! – вскликнула я, протягиваю карточку. – Помнишь, я тебе рассказывала про Хвостатого? Ну, который преследовал меня. Смотри, что он мне сегодня дал. Что здесь написано?

– Написано, что он фотограф.

– Это понятно, но что он за фотограф?

– Фотограф-стилист.

– Стилист? Значит, он все-таки фотографирует людей в нарядах? И меня хотел так сфотографировать?

– Варис, я не знаю, – устало вздохнула Басма. – Правда, я не знаю.

Я снова отвлекала Басму от книг, да и помочь она действительно не могла. Интуиция мне подсказывала, что эта визитка еще мне пригодится, поэтому я понадежнее спрятала ее в своих вещах.

Я уже говорила, что Басма была моим единственным соратником в доме и всегда старалась мне помочь. Больше всего я благодарна ей за помощь с историей с ее родным братом Хаджи.

Хаджи – второму сыну дяди – было двадцать четыре года, он учился в университете вместе с Абдуллой. Хаджи был очень добр ко мне и всячески опекал меня. Он постоянно спрашивал, не нужна ли помощь с уборкой, или, если он шел на кухню за чаем, всегда спрашивал, не принести ли мне тоже. Мне была приятна его забота, он часто развлекал меня шутками, пока я убиралась в доме. Порой, когда я убиралась в ванной, он поджидал меня и в шутку преграждал путь: стоял в проеме и не давал выйти.

– Ну, Хаджи, пусти же, – смеялась я, пытаясь пролезть под его рукой.

Так продолжалось довольно долго, но, несмотря на вроде бы безобидный характер его шуток и поведения, что-то меня смущало. Порой я ловила на себе его задумчивый грустный взгляд, иногда он становился слишком близко, и внутри у меня все сжималось. Я старалась не обращать на это внимания, списывая все на мои предыдущие дикие истории с мужчинами. «Варис, ну что ты в самом деле. Хаджи же твой брат, он не может ничего такого думать про тебя», – убеждала себя я.

Но вскоре я поняла, что все-таки здесь что-то нечисто. Как-то раз он снова поджидал меня у ванной комнаты и вдруг схватил меня за руку и притянул к себе так, что наши лица почти соприкасались.

– Хаджи, перестань, что ты такое придумал? – нервно захихикала я.

– Ой, ну это просто так… – и тут же отпустил меня.

Я как ни в чем не бывало схватила свои ведра с тряпками и пошла убираться в соседнюю комнату. Но на душе у меня было неспокойно – здесь явно было что-то не братское.

Следующей ночью около трех часов я услышала у нашей с Шукри комнаты (это младшая сестра Басмы) какой-то шум – как будто шаги по лестнице. Я сразу подумала на Хаджи – его комната была рядом, через лестничную площадку. Он явно только что пришел домой и, судя по неуверенным шагам, был очень подвыпившим. Вообще, дядя строго за этим следил – семья была глубоко верующими мусульманами, и пить спиртное было категорически запрещено. Но, видимо, Хаджи считал, что может нарушать это священное правило.

Тут дверь в комнату открылась, и я напряженно вытянулась в кровати. Мы с Шукри спали совсем рядышком, и Хаджи явно старался прокрасться так, чтобы не разбудить сестренку. В итоге он не смог удержать равновесие и споткнулся – до моей кровати он полз на четвереньках. Из окна пробивался слабый свет, и я смогла разглядеть расплывшееся лицо Хаджи, старавшееся разглядеть меня.

Как-то раз он снова поджидал меня у ванной комнаты и вдруг схватил меня за руку и притянул к себе так, что наши лица почти соприкасались.

– Уо-ри-ис. Варис! – шепотом позвал меня он и наклонился поближе. Спиртным от него разило за версту.

Я застыла, делая вид, что крепко сплю. Он вытянул руку и начал беспорядочно водить ею по кровати, пытаясь нащупать мое лицо. «О Аллах, помоги мне, не дай этому случиться!» Посвистывая и похрапывая, будто во сне, я резко перевернулась на бок, стараясь сделать это как можно громче, чтобы разбудить Шукри. Хаджи, видимо, понял, что его могут застукать, а потому тихонько сбежал к себе в комнату.

На утро я первым делом отправилась к Басме. По выражению моего лица она поняла, что я пришла не просто поболтать.

– Заходи и закрой дверь.

– Басма, это насчет твоего брата… – собравшись с духом, начала я. Я не знала, как правильно подобрать слова и быть убедительной, чтобы Басма мне поверила.

Сестра не на шутку встревожилась:

– Что такое?

– Прошлой ночью Хаджи прокрался в мою спальню. Очень поздно, было часа три.

– Так, и что он там делал?

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное