Читаем Цветок пустыни полностью

– Варис, давай ты еще раз подумаешь, где могла его оставить. Ты куда-то ходила с ним? Где ты могла его потерять?

Не думаю, что он действительно ждал ответов на эти вопросы. Да и я никуда самостоятельно не ходила за эти четыре года.

– Дядя, может, я его выкинула нечаянно, пока убиралась?..

Я очень надеялась, что дядя поймет, как я не хочу возвращаться на родину, и поможет мне сделать визу – все-таки он был послом и завел много связей за это время.

– Варис, и что нам теперь делать? Мы же не можем просто бросить тебя здесь!

Дядя был в бешенстве от сложившейся ситуации. Сутки мы изматывали друг друга вопросами и враньем, думая, что вот-вот кто-то сдастся.

– Я потеряла паспорт, дядя Мохаммед.

– Варис, пойми, я ничего не могу сделать.

Каждый стоял на своем и не думал сдаваться.

– Да давайте мы ее просто свяжем, – предложила тетя Маруим, – свяжем и засунем в чемодан. Такое сплошь и рядом происходит.

Как я могу, проведя целых четыре года за границей, вернуться на родину такой же нищей, как и уезжала? Что я делала четыре года?

– Если ты так сделаешь, тетя, я ни за что и никогда не прощу тебя. Просто позвольте мне остаться здесь, все будет отлично!

– Ну да, ОТЛИЧНО, – язвительно ответила тетя Маруим. – Ничего хорошего тебе тут не светит!

На лице у нее прочно застыло выражение тревоги. Но настолько ли сильно она тревожится, чтобы помочь мне остаться в стране легально? В Лондоне тетя завела множество влиятельных подруг, у них были посольские связи – один звонок, и я была бы спасена. Но, увы, я понимала, что, пока у них есть хотя бы лучик надежды на мое мирное возвращение в Сомали, они и палец о палец не ударят.

Следующим утром наш особняк охватил полнейший хаос – все носились с вещами и чемоданами, телефон трезвонил не переставая, по дому тут и там сновали какие-то непонятные люди. Я тоже готовилась покинуть свою комнатку под крышей и паковала в дешевый рюкзак то немногое, чем я обзавелась за четыре года жизни здесь. В итоге почти все мои вещи, особенно одежда, полетели в мусорку – они были лишь кучкой дешевого тряпья из секонд-хенда. Я решила, что буду городской кочевницей, а значит, лишнее мне ни к чему, надо путешествовать налегке.

В одиннадцать все собрались в гостиной, пока шофер загружал чемоданы в автомобиль. Я вспомнила, как примерно в такой же обстановке приехала сюда четыре года назад – гостиная, белый диван, тот же шофер, камин, серое небо Лондона, первый снег. Тогда мне все это казалось таким чудным, а четыре года виделись мне целой жизнью. Но вот они прошли, и история закольцевалась. Я вышла проводить семью и обнять расстроенную тетю Маруим.

Я официально осталась одна-одинешенька в огромном Лондоне.

– Что же я скажу твоей маме?

– Скажи, что у меня все отлично. А еще я скоро ей позвоню!

Тетя недоверчиво покачала головой и села в салон. Я махала вслед удаляющейся машине и долго наблюдала за тем, как она покидает улицу и полностью исчезает из виду. Я официально осталась одна-одинешенька в огромном Лондоне. Было страшно. Честно говоря, я до последнего не верила, что они вот так просто возьмут и уедут, не попытаются помочь. Но все-таки я не держу на них зла – они дали мне путевку в жизнь, взяв с собой в Лондон. И за это я всегда буду им благодарна. Наверное, уже в машине, смотря на меня, они думали: «Что ж, это твой выбор. Хотела остаться здесь любой ценой? Пожалуйста. Делай что хочешь, но помощи от нас не жди. Мы считаем, что ты должна была нас послушаться».

Конечно, они считали, что молодой женщине нельзя оставаться в таком городе без присмотра – это позор и бесчестье для всей семьи. Но в любом случае у меня не было времени поддаваться унынию и размышлять, подло ли поступили мои родственники, – я сделала свой выбор и теперь нужно за него отвечать. В растерянности я вернулась в дом через парадную дверь и пошла на кухню, поговорить с единственным оставшимся в доме человеком – моим «другом» поваром. Естественно, встретил он меня очень «тепло»:

– Ты должна съехать отсюда сегодня же! Я остаюсь, а ты нет. Ты должна уйти, – сказал он сквозь зубы и указал мне на дверь.

Конечно, сейчас для этого типа настали минуты счастья – дом опустел, и до прихода нового хозяина он мог делать все что захочет. В том числе высказать мне все за четыре года. Но я не обращала на него внимания – я прислушивалась к необычной тишине, которая воцарилась здесь с отъездом семьи. Повар продолжал злобно тявкать, словно ущербная собачонка:

– Варис, ты что, глухая? Убирайся прямо сейчас, ты слышишь, что я…

– Ой, заткнись уже! Не задержусь здесь, не волнуйся. Вещи заберу и уйду.

– Вот забирай их и проваливай! Давай, живее, шевелись! Мне нужно…

Но я уже поднималась по лестнице. Я обошла опустевшие комнаты и предалась воспоминаниям – здесь со мной случилось много и хорошего, и плохого. Где будет мой новый дом?

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное