Цветок с пятью лепестками

Эмоции были разные: удовольствие и радость, безразличие и разочарование. У некоторых она ощущала надежду, у других облегчение. Некоторые, проходя мимо, испытывали страх, другие — зависть. Наконец, показалась и Пантеа.

Девушка решительно направилась прямо к ним. Она остановилась перед Сагар и поклонилась так же, как все. Но взгляд свой устремила на Эстер.

— Спасибо вам, великие! Надеюсь, все будет так, как вы хотите. Спасибо тебе, сестра. Тебе повезло в этой жизни. Он самый замечательный, твой мужчина. Надеюсь, мы еще не раз встретимся.

Девушка повернулась и отправилась к выходу. А Эстер стояла, как пораженная громом. Бахман и Пантеа? Это было невозможно, немыслимо. Она готова была метнуться за уходящей, остановить, расспросить, выведать. В эмоциях жены полководца она уловила облегчение, радость и лукавство. Неужели? Она потянулась к своей зеленой стихии, она должна была почувствовать, убедиться.

— Зачем? Что ты делаешь?

Неожиданно для самой себя, Эстер бросилась наставнице на шею и крепко обняла. Теперь она поняла, поняла слова Пантеи. Это было чудесное, фантастическое ощущение. Невероятное.

Оторвавшись от Сагат, она повернулась к выходу. Пантеа еще не скрылась из виду. Одну мысль она хотела, пыталась донести до этой женщины, использовав все свои способности.

“Спасибо и тебе, сестра!”

Уходящая девушка, казалось, совсем незаметно вздрогнула и только еще сильнее выпрямила спину. Через секунду она скрылась из виду.

ГЛАВА 12. МИЛАН. ЭСТЕР

Усевшись напротив Милана, мужчина еще раз улыбнулся и постучал своей шляпой о лавку. Капли воды взлетели в воздух, и часть из них забрызгала стол.

— Извините, снег. Надеюсь, я не ошибся. Пани Уршула и пан Милан? А ваша подруга, пани Кира?

Из-за спин выскочила официантка и стала протирать стол. Рикардо кинул на нее короткий взгляд и продолжил. Он говорил медленно, старательно подбирая и выговаривая слова. Видимо, польский был для него не родным, и Милан не мог разобраться в интонациях речи… Итальянца?

— Это хорошее место. Я бываю тут часто с друзьями. Поэтому я сразу порекомендовал Маттео это место. Unluogoaccogliente[1]. И близко от вашего отеля.

Чех удивленно взглянул на Уршулу. Та сразу опустила глаза и чуть заметно склонила голову. Уголок рта слегка дрогнул, ну что поделаешь.

Все это не укрылось от итальянца.

— О, нет-нет! Милая девушка не должна переживать! Маттео замечательный человек! Он такой трудоголик и слегка рассеянный, вот и обратился ко мне. Если хотите, позвоните ему, он и сейчас на работе, не успел вернуться в Рим, и сразу в бюро.

— А он в Риме работает? — в словах Уршулы прозвучала неприкрытая заинтересованность. Она даже наклонилась над столом, желая услышать откровения Рикардо о своем друге как можно быстрее.

Но итальянец вдруг решил переменить тему. Интересно, что он не скинул свое длинное пальто и, казалось, ему совсем не жарко в нагретом помещении. Его вообще не интересовала окружающая обстановка. Не обратил внимания он и на меню. И все же кое-что его интересовало.

— А ваша подруга задерживается? Она придет?

Уршула разочарованно вернулась на место и покрутила в руке бокал. Пена на пиве давно осела, да и сам напиток теперь мог только огорчить.

— Не знаю. У нее встреча.

Итальянец нахмурился. Почему-то ему не понравилась эта новость. Он кинул взгляд в сторону бара, но оттуда никто не торопился подойти к столу. Почему-то после этого он сосредоточил свой взгляд на кружке в руках у девушки.

“Он совсем не обращает на меня внимания”. Эта мысль на самых задворках сознания вызвала у Милана тревогу. “Что за странный тип!”

— Рикардо, а что вы делаете здесь, в Варшаве? Чем занимаетесь?

По лицу Уршулы пробежала гримаска, она наклонилась и сделала глоток пива. Вкус напитка, прямо скажем, не способствовал улучшению ее настроения, и она отодвинула бокал в сторону с явным отвращением.

— Я здесь представляю интересы нашего ордена. Живу, работаю, готовлю доклады в Рим. Выполняю разные поручения.

— Вы монах? И Маттео тоже? — Уля все время пыталась перевести разговор на интересующую ее тему.

— О, нет. Конечно, нет. Это могло бы помешать моей работе. Монахи занимаются другими делами. А я был бы лишен возможности общения с такой прекрасной пани.

Девушка невольно улыбнулась и окинула итальянца быстрым взглядом. Да, он совсем не походил на монаха. Физически крепкий — это было самое лучшее определение. Причем, не такой, как это принято было считать сейчас, скорее, такой, в духе Шварценеггера. Огромный. И лицо еще с резкими чертами, скуластое. Какое-то не итальянское. Скорее, он был похож на немца. Но волосы черные, и с этим цветом могла поспорить только чернота глаз. Внимательных и каких-то насмешливых.

И итальянец становился с каждой секундой все увереннее. Он явно расслабился и чего-то ждал.

Милан вдруг почувствовал словно эхо, тень беспокойства откуда-то издалека. Пространство словно подернулось далекой рябью негативных эмоций. Он встретился взглядом с Уршулой. В глазах у девушки было беспокойство, на секунду она замерла, словно оценивая происходящее, потом кивнула ему.

— Надо бежать!