Цветок смерти, или Правдивая история Рас-Альхага, единственного мага, который умел колдовать без головы (СИ)

О какой одаренности он твердит? Не мог же он догадаться о моей способности раздваиваться во время поединка? Или он намекает на мастерство владения клинком? Я видел в бою Ариовиста, и если по мнению этого человека мне удалось переплюнуть принца… что ж, мне приятна его лесть! Эти мысли промелькнули в моей голове в долю секунды, поскольку лорд Валентайн продолжал:

— Касаемо вашей личины, признаюсь, у меня зародились определенные сомнения. Будучи человеком любознательным, мне захотелось увериться в своей догадке или признать ее несостоятельность. Можно до неузнаваемости загримировать лицо или изменить голос, можно подделать подпись так, что она сделается неотличима от оригинала, но манера сражаться — часть души, от нее отречься нельзя, как не отрекаются от своего естества.

Я стоял в замешательстве, не решаясь нанести последний удар. За мгновения, которые благодаря своему странному наитию я был единым целым с мастером защиты, я успел уловить отголоски его чувств. В голове его царил сумбур, да и мне некогда было отвлекаться на сантименты. Однако непохоже было, чтобы лорд Валентайн испытывал ко мне ненависть или злобу. Пожалуй, любопытство и впрямь самое верное определение, хотя любопытством чувства его не исчерпывались. Мне нужно было на что-то решиться. Не мог же я стоять до наступления ночи, прижимая клинок к шее этого человека! Вокруг нас уже начали собираться зеваки.

— Лорд Валентайн, у меня к вам последний вопрос. Не случись у меня этого самого таланта, вы бы меня убили?

— О, несомненно. Все-таки недаром долгие годы я слыл одним из лучших наемников королевства, — лучезарно улыбнулся тот, накрепко убеждая меня в своем безумии.

Я опустил саблю. Я не убивал безумцев, ведь они — опора мирозданию.

XXV. Традиции

— Вот и вы, ваше высочество. А мы ищем повсюду, беспокоимся.

Браго кудахтал, точно взволнованная квочка. Образ этот настолько не взялся с грозным нравом воина, что я, не удержавшись, прыснул в кулак. Жест не прошел незамеченным.

— Ужели простудились?! Дурное обыкновение ваше бродить, где глаза глядят!

— Да я не вспомню, когда простужался последний раз.

Браго хлопнул себя по лбу:

— Все забываю о вашей живучести. Гляжу, как вы расхаживаете по дворцу разряженный в парчу и бархат, важный, точно павлин, и кажется, будто последнего года как не бывало. Будто и горы, и къертаны с их арлом, и Мантикор навеяны доброй кружкой браги. Будто бы живы их величество Максимилиан, а из этих дверей выйдет сейчас лейб-маг собственной персоной.

Вторя речам воина, двери, которые мы проходили, со скрипом растворились. Свет лампы в руках у Браго выхватил сумеречные покои с мрачно горбатившейся по углам мебелью. На миг блестящий паркет перечеркнула косая тень, дохнуло сквозняком. Язычок пламени в лампе забился, заметался, точно желая вырваться из своего стеклянного узилища и в испуге унестись прочь.

Браго резко осекся:

— Имейте ввиду, до недавних пор даже дуновение легкого ветерка укладывало вас в постель. Хоть покашливайте иногда правдоподобья ради…

— Куда ты ведешь меня?

— Пришли уже.

Браго толкнул двери Зала Совета. Тяжелые от золоченой резьбы створки нехотя разошлись. За ними отрылось просторное помещение с высокими окнами. Потолочный свод поддерживался рядом колонн из белого в сероватых прожилках мрамора, другой точно такой же ряд повторялся в росписи стен. Это художественное решение порядком дурачило мозг, уводя взор вглубь нарисованного пространства.

Между нарисованными колоннами были изображены сюжеты из столичной жизни. По мостовым чинно прогуливались горожане, на выложенные пестрыми камешками клумбах распускались цветы, деревья высотою своей достигали потолка. На их ветвях чистили перья птицы и резвились белки. Были здесь и дома с мелькавшими в распахнутых окнах детскими лица. В проулках деловито сновали псы — у одного, самого хитрого, свисала из пасти связка колбасок. Эти открывавшиеся то тут, то там подробности создавали впечатление, будто мы чудесным образом шагнули прямо из дворца на оживленную площадь.

В зале — или на площади — нас ждал Драко.

— Хотел поговорить с вами, где никто не мельтешит, — сказал он, и я понял, что беседа не предназначена для чужих ушей. Когда обычно немногословный воин принимался говорить, к нему стоило прислушаться. — Исстари повелось, что дату коронации определяет Совет. Тот, в свою очередь, созывается королем либо в его отсутствие членами королевской семьи. Вот мы с Браго и передали от вашего имени повеление. Когда Совет сойдется, вам следует там объявиться. Да помним мы, что вы ничего в этих делах не смыслите, но тут мыслить не требуется. Плюхнитесь на трон, вздерните подбородок, щеки раздуете — вам это страсть как хорошо удается.

В устах Драко очередное притворство и впрямь выходило легким, однако я забеспокоился. Одно дело прогуливаться по дворцу, свысока кивая и принимая почтение придворных, и совсем другое — обманывать людей в их родной стихии. В делах государства мне не превзойти сановников короля Максимилиана.