Вдвоем мы вышли из дворца и окунулись в переплетения узких улочек, где при первой же возможности я улизнул от своего провожатого. Неузнанный, миновал я пару кварталов, затем через просвет между домами спустился к набережной, где долго слушал, как плещутся темные воды Гарды. На поверхности покачивались желтые и красные листья, отчего река походила на чешую гигантского змея, то вздымавшуюся, то опадавшую в такт дыханию. От воды тянуло тиной, прелью, гниющей древесиной и рыбой, но этим простым запахам я доверял куда больше мускуса с амброй. Вечерело. Сумерки накатывались медленно, окуная мир в синеву, и тем ярче разгорались красноватые отблески в оконцах домов. Над черепичными крышами в еще светлом небе восходила одинокая звезда.
Мне хотелось бы уподобиться мудрецам и написать, как наблюдая за рекой, я размышлял о превратностях человеческих судеб, столь же зависящих от капризов мироздания, сколь увлекаемые рекою предметы зависят от прихотей течения. Но я был слишком молод, чтобы думать о подобных вещах. Я просто-напросто стоял у воды, дышал в такт плеску волн, смотрел на опавшую листву, на дома, на влажно мерцающую восходящую звезду и чувствовал, как напряжение отпускает меня, уступая место покою и умиротворенности.
По дороге обратно на одной из улочек меня вдруг охватило знакомое чувство раздвоенности. Наитие подсказывало, что в нескольких шагах впереди некто ждет встречи со мной. Я был уверен в этом настолько, что, не опасаясь вызывать насмешки редких прохожих, стянул плащ и обмотал им левую руку, собираясь использовать ее вместо щита. Правой я нащупал рукоять сабли.
Когда мне навстречу выскочил вооруженный человек, я был готов. Защищая плечо и бок, я подставил под удар нижнюю часть сабли, и удерживая клинок нападавшего, поменял ее положение, что позволило мне поднять саблю для атаки. Не давая противнику опомниться, я принялся теснить его яростными и частными выпадами: сталь звенела о сталь, кровь стучала в висках, подхваченный гулким эхо стук каблуков дробился о мостовую. Преимущество мое не продлилось долго. Нападавший перехватил инициативу и сам перешел в наступление. Острие меча вылетело снизу, метя мне в горло. Отразить такую атаку было сложно, но благодаря способности читать мысли, я успел предвосхитить ее и отскочил назад. Следующий удар я принял на клинок, уводя меч противника вправо. Пока он готовился к новой атаке, я опередил его, обращая защиту в нападение. Он вновь принужден был отступить.
Мне противостоял настоящий мастер меча, но под влиянием моего странного наития все знания, какими он располагал, принадлежали также и мне, что уравнивало нас. Едва он пытался перехватить инициативу, как я угадывал его намерение прежде, чем оно звучало на языке холодной стали. Наступая я всегда был готов вернуться к обороне — исключительно затем, чтобы спустя некоторое время вновь верховодить в поединке и проделывать это снова и снова.
Соединять в голове свои и чужие мысли с каждым разом получилось у меня все легче и легче. Однако я понимал, что если наш поединок затянется, я неизбежно проиграю, поскольку не привычен сражаться беспрерывно по несколько часов. Настало время повторить то, что однажды удалось и не удалось мне против Мантикора.
Исподволь прокравшись в мысли противника, я принудил его замедлить движения. В образовавшуюся затем брешь я нацелил свое в грудь нападавшему, и когда тот вознамерился оттолкнуть клинок, резко выкрутил руку в запястье. С мечом такая уловка была бы обречена на провал, но более легкая сабля позволила мне исполнить задуманное. Я увлек ее вниз, описывая полукруг, и с огромной силой уже снизу ударил по мечу. Меч вылетел из руки моего противника, звеня и грохоча пронесся по камням, и замер у ближайшей стены. Пока он проделывал этот путь, я не терял времени даром: острие моей сабли уткнулось в горло незнакомца.
— Кто вы? — требовательно спросил я, будто имя этого человека могло что-то прояснить.
Тот охотно отвечал:
— Лорд Валентайн, мастер защиты, к вашим услугам. По совместительству — наставник его высочества принца Ариовиста.
— Мой наставник, — поправил я, уже понимая, что допустил непростительную оплошность.
Он возразил:
— О нет, хотя следует отдать вам должное — вы схожи с его высочеством словно две латные рукавицы! Но вот сам я, полагаю, за последний год не мог перемениться настолько, чтобы мой ученик позабыл меня. Кто вы, мне неведомо, однако бесспорно наличие у вас незаурядного таланта, пробуждения коего тщетно ждал я от его высочества несколько лет кряду.
При этих словах рука моя дернулась, и по шее мастера защиты потекла струйка крови. Он не смутился ничуть.
— Не беспокойтесь, — заверил меня Валентайн, будто не я, а он щекотал мне горло отточенной сталью. — Я не разоблачу вашей тайны. Я глубоко преклоняюсь перед одаренностью, какую вы явили в нашем маленьком споре.