Цветок вампира – аконит

Женщина подошла к моему сыну и, окинув взглядом надругательство над стряпней, неодобрительно поджала губы, однако взгляд незнакомки был печален.

– Съешь хотя бы немного, – умоляющим тоном произнесла она, склонившись над Никитой.

– Не могу, – бесцветно ответил он, после чего с толикой грусти добавил: – Ты же знаешь.

– Ты должен хотя бы попытаться, – не унималась она.

– Даже если я съем все, мне не станет легче. Мы это проходили.

– Пожалуйста, попробуй. Если живот будет всегда полон, то, может, однажды…

Сын откинулся на спинку стула, запрокинул голову и издал скорбный смешок:

– С тем же успехом можно съесть целую горсть камней.

– Никита…

– А что, я не прав? Желудок так будет всегда полон.

– Но ведь ты чувствуешь вкус.

– Да, чувствую. Но это ничего не меняет. Голод с каждым днем становится лишь сильнее, и как бы вкусно ты ни готовила, я не могу насытиться одной лишь человеческой едой. Мне нужна кровь, мама. Когда ты поймешь?

«Она не поймет, ведь эта женщина даже не твоя мать», – промелькнуло тогда у меня в голове. Градус разговора в доме накалился, и, признаться, видеть внутренний разлад было приятно. Идея, что в семье не все так гладко, вселяла надежду. Надежду, что и для меня могло найтись место в жизни Никиты.

Женщина опустилась на колени рядом с моим сыном и с подчеркнутой нежностью заглянула ему в глаза.

– Пожалуйста, попробуй еще раз. – Ее губы растянулись в ободряющей улыбке.

Голубоглазый ангел тяжело вздохнул, переложил вилку в руке и нехотя поддел с тарелки кусок, а затем положил в рот. Он жевал медленно. С трудом проглотил ничтожный кусок. Женщина продолжала сидеть рядом, следя за каждым движением сына до тех пор, пока Никита не съел половину. Чем дольше я наблюдала за развернувшейся сценой, тем сильнее крепла моя неприязнь к этой женщине. Неужели она не видела, как он мучился? Как каждый кусок застревал у него в горле? Хотелось плюнуть на все и ворваться в дом, на эту чертову кухню. Остановить издевательство, которое эта слепая баба не в силах понять…

– МАМА! – гаркнул Никита посреди рассказа, и я встряхнула головой. Описанная картина в мгновение растворилась. Рассказ Галины гипнотически погружал в сцены прошлого, и мне даже начало казаться, будто я видела все воочию. Чувствовала то же, что она, словно мы были единым целым.

– Никита, нехорошо прерывать мать на самом интересном.

– Мне неприятен тон, каким ты рассказываешь о той, что меня воспитала. Больше уважения, будь так добра.

Галина лишь улыбнулась все той же слегка безумной улыбкой и развела руками:

– Разве моя часть истории будет тогда честной? Я делюсь тем, как чувствовала, и это то, чего ты не можешь изменить. Безусловно, эта женщина…

– У нее есть имя, – грубо подчеркнул он.

– Да, разумеется, есть. Твоя привязанность понятна, как и чувства к ней, но разве ты можешь требовать того же от меня?

Каримов промолчал, но сложил руки на груди и недовольно хмыкнул. Парировать было нечем.

Не услышав ничего в ответ, Галина довольно кивнула и продолжила рассказывать:

– Я еще долго наблюдала за попытками сына донести до этой женщины, что на самом деле нужно молодому вампиру. На каждую просьбу о крови находилась ответная попробовать еще. Сквозь страдания, которые ярко отражались на его юном лице, сын все же покончил с содержимым тарелки и молча вышел из-за стола. Вскоре послышался звон ключей, и Никита выскочил из дома, а я, в свою очередь, последовала за ним, скрываясь в верхушках деревьев, и наблюдала, как сын направляется в школу. Так я провела несколько дней: он жил своей обычной жизнью, я же, следя за ней из тени, не чувствовала ни холода, ни усталости. День за днем повторялся Никитин диалог с матерью, и постепенно я начала замечать, как меняются черты его лица на болезненные. Под глазами залегли темные круги, а лицо приняло безжизненно серый цвет и осунулось.

Решиться заговорить было сложно. Я едва ли представляла с чего начать. Да и что я могла сказать? «Привет, не эта женщина твоя родная мать, а я. Давай подружимся?»

Мысль, что мне нечего было предложить Никите, обезоруживала. Думалось, что вся отведенная вечность так и сомкнется на неразрывном круге из наблюдений со стороны. Все изменилось, когда однажды Никита свернул с привычного маршрута из школы до дома. Мальчишка шел за какой-то девчонкой по пятам. Должно быть, за одноклассницей. Он выжидал, скрываясь за чем придется, и со стороны могло показаться, что стеснительный подросток наблюдает за возлюбленной, не подразумевая вреда. Нечто внутри меня, более мудрое, кричало во всю глотку о неправильности происходящего. Я подобралась ближе, на всякий случай, готовясь вмешаться в любой момент.