Цветок вампира – аконит

Опасения были не напрасны. В сквозной арке во двор, посреди безликих домов, Никита нагнал девушку. Мгновение, и он обхватил ту со спины, плотно прижав одну из ладоней ко рту, не позволив жертве издать ни звука, и потащил к стене. Хищные глаза даже в полутьме светились красным, будто окрашенные флуоресцентной краской. Вот только в глубине предвещающего беду цвета я углядела нечто новое, что легко могла понять. Жажда и отчаяние взяли над ним верх. Нужно было действовать. И немедля.

Решительно я подскочила к сыну, а он, как собака, у которой вот-вот отнимут кость, поспешил выпустить клыки и приготовился вонзить их в безукоризненно светлую кожу на шее девицы. Сама не зная, что творю, я вскинула собственную руку и направила прямо ко рту сына. Острые клыки пронзили кожу так же легко, как горячая сталь сливочное масло. Глаза Никиты застыли в изумлении, но природа хищника взяла вверх, и я услышала, с каким облегчением он сделал первый глоток. Второй. Третий. Руки его ослабили хватку, и незнакомая девчонка тут же рванула вперед, убираясь подальше, без оглядки. Сын же обхватил руками мою руку, все плотнее прижимая плоть ко рту, жадно высасывая каплю за каплей. Осторожно я принялась гладить Никиту по волосам, приговаривая фразы, которые призваны успокоить. Его внешний вид менялся с каждым глотком. От темных синяков под глазами не осталось ни следа, а кожа приобрела здоровый розоватый румянец. Так мы и стояли, пока Никита, насытившись, не скользнул спиной по стене и не опустился на асфальт. Когда все закончилось, он широко раскрытыми глазами смотрел на меня, будто не понимал, что произошло, но, говоря откровенно, я и сама не смогла бы объяснить. Мной руководили инстинкты, точно с легкой подачи судьбы.

– Нужно уходить.

Я протянула к сыну руки, предлагая помочь подняться. Он посмотрел на ладони с опаской, но все же принял. Ноги сами понесли меня обратно, в сторону леса, сына я тащила за собой. Во тьму, подальше от любопытных глаз.

Никита не принял мою историю сразу, даже несмотря на факт, что все в его семье были обычными людьми. Неверие било по мне, точно пощечины, но я держалась. В конце концов, у меня не было ни одного доказательства, которое Никита мог бы увидеть своими глазами, кроме зеркала, отражающего общие черты. Вот только способен ли их разглядеть тот, кто узнает истину?

В тот день он бы упорхнул обратно, в свою привычную жизнь, оставив родную мать за скобками уравнения, если бы не сила жажды.

Другого удобного источника крови ему было не сыскать. Поначалу он отвергал мое предложение изредка встречаться для кормежки, но, выслушав аргументы, понял: такой вариант легче всего. Никита не хотел навредить ни девчонке, ни кому бы то ни было еще, но что он мог поделать с истинной природой? Лишь найти того, кто будет согласен отдать кровь добровольно.

Я пользовалась нашими редкими встречами, стараясь рассказывать о себе как можно больше. Первое время он молча прижимал к губам мою ладонь и, не проявляя никакой заинтересованности, уходил, стоило насытиться, но я не сдавалась. Примерно на шестую встречу, когда рассказ зашел про мою беременность и то сладкое чувство ожидания дитя, Никита впервые принялся задавать в ответ вопросы.

Время между кормежками стало расти, и я поняла, что не могу жить посреди леса, сводить свое существование к ожиданию от встречи до встречи. Разве стоило сбегать из одной клетки, чтобы собственноручно отправиться в другую? Я стала ходить по вечерам в придорожные бары и забегаловки у трассы, первое время изучая обстановку и, при возможности, питаясь. Текучка из дальнобойщиков – легкая добыча: достаточно предложить подвыпившему водителю уединиться где-нибудь вдвоем. Я старалась действовать осторожно, выбирая только тех, кто в городе проездом, на случай, если не сдержусь и все кончится плохо. Первые месяцы удача была на моей стороне. Я научилась действовать настолько мягко и осторожно, что некоторые дальнобойщики принимали укусы за своего рода любовную утеху. Хотя, быть может, их психика включала своеобразную защиту, мешая понять происходящее, подменяя зловещую истину на нечто более приятное.

Но в то время как жажда Никиты постепенно притуплялась, моя, наоборот, усиливалась, и в один из дней, оказавшись в салоне очередной фуры, я не сдержалась. Смогла остановиться лишь тогда, когда тело здоровяка подо мной обмякло, а дыхание остановилось. Помня содеянное в больнице, я поклялась себе, что больше никогда не отниму чужой жизни, но эта кровь… она будто шептала мне сладостные речи, призывала испить до последней капли, чтобы заполнить пылающую в груди пустоту.