Цветок вампира – аконит

Только увидев перед собой бездыханное тело здоровяка, я пришла в себя. Осознание, что произошло непоправимое, уже пряло сети страха, окутывая не только разум, но и дотрагиваясь до сердца. Впервые я смогла понять ценность чужой жизни, без оглядки на животные инстинкты. Во мне вновь расцветало людское благодаря тому, что часть меня отчаянно держалась за мысли о сыне, иначе обращение, которому меня подверг доктор Смирнов, легко стерло бы все светлое, присущее мне когда-то. Едва понимая, что делаю, я вспорола зубами кожу на своем запястье и плотно прижала рану ко рту мертвеца. Капли крови предательски скользили с его губ на подбородок, не желая проникать внутрь, точно лишь в безысходности можно усвоить урок судьбы, но я не сдавалась. Какой-то древний инстинкт шептал, что нужно надкусить плоть мужчины, и я поддалась: склонилась прямо над шеей и медленно принялась вводить клыки. По привычке хотелось сделать глоток, вытянуть последние остатки живительной влаги, но что-то мне подсказывало – нужно подождать.

Стоило мне замереть, как свело челюсти, а вслед за этим чувством пришла боль, впервые за долгое время. Мои клыки будто обратились в оголенные нервные окончания. Щипало ужасно, и я хотела уже отпрянуть, напуганная – все же даже падение с высокого расстояния было мне теперь нипочем, – но внутренний голос строгим тоном велел держаться. Это оказалось выше меня, и, когда боль достигла пика, я оторвалась от шеи и заметила, как тягучая сверкающая жидкость тонкой линией протянулась от места укуса до моего лица. Мгновение, и тонкая нить разорвалась, на кожу отскочила пара капель, которые я поспешно стерла тыльной стороной ладони, но стоило отвести руку, как удалось разглядеть ее. Серебристая субстанция, как свет от полной луны, мерцала на коже. У нее не было ни запаха, ни температуры. Не прошло и пары секунд, как жидкость принялась пузыриться и ушла глубоко под кожу. Я прислушалась к ощущениям и не заметила изменений внутри, вот только в кабине едва слышно вновь отозвалось второе сердце.

Так и появился в моей жизни Глеб. Добродушный здоровяк, исправно проезжающий через полстраны, доставляя товары из одной точки в другую. Даже изменившись, первое время он не терял себя. Был рассудительным и внимательным. Заботился обо мне, несмотря на содеянное. Он был не готов менять свою жизнь, наивно полагая, что обращение зависело лишь от наших внутренних выборов, и даже я поверила его рассуждениям. Мы попробовали жить нормально, продолжая выезжать на рейс вдвоем. Смена места действовала на меня воодушевляюще: я ведь никогда раньше не покидала Ксертони. Новые города встречали тысячами огней, дразня перед носом началом жизни, полной возможностей.

Мы пытались обмануть судьбу, питаясь кровью друг друга, но вскоре начали замечать, что утоляем жажду совершенно по-разному: моя кровь меняла Глеба к лучшему, раскрывая внутри улыбчивого здоровяка светлое, доброе, во мне же рождались новые пороги безумия. День за днем жажда сильнее схватывала горло, а за ним и едва бьющееся сердце. Что-то скреблось внутри, желая выбраться наружу, как тогда, в стенах больницы, но я держалась, думая, что нужно переждать. Укротить зверя внутри, дрессируя получше. Какое-то время это и правда получалось.

Между рейсами я продолжала возвращаться к сыну, даруя ему кровь. Шли месяцы, и вскоре мы начали замечать, что и для него этого становилось мало, точно животворящая жидкость внутри меня слабела. Я попробовала отдалиться от Никиты, опасаясь, что мое безумие каким-то образом передается через кровь. Просила Глеба брать другие, более продолжительные рейсы, чтобы возвращаться в город реже, имея при себе достойную отговорку – желания высказывать свои догадки без весомых доказательств у меня не было.

На рейсе в Омск все вышло из-под контроля. Не осознавая себя, я подловила девушку и высосала до последней капли. Рассудок прояснился, только когда дело было сделано.

Понимаешь, Ася, я не хотела становиться убийцей, но едва ли могла совладать с новой природой. Смотря на очередную жертву, я представляла, скольких лет обычной, нормальной жизни лишила эту девушку, задаваясь вопросом: что вообще она могла успеть до того, как попасться ко мне в руки? Я размышляла об этом, и меня душила вина за все возможности, которых я ее лишила, которые никогда не воплотятся, растворившись в безликой ткани небытия.