И она пообещала молчать дальше, поклявшись в том, что сделает операцию и сотрёт этого тупого ублюдка из своей жизни на век!
— Носишь вещи своего парня? — Намхён уже давно не вникала в смысл прочитанного, поэтому подскочила на своём стуле от страха и уставилась на парня, который постучал по столу и сел напротив неё. Хван скривила губы от отвращения и злости, потому что ещё не остыла после инцидента с Джиа, поэтому показательно уткнулась в книгу и игнорировала Кана.
— У меня нет парня, — Намхён не умела врать. Чувства преодолевали ею и она начинала краснеть, словно помидор, а голос подрагивать, поэтому и попыток солгать она больше никогда не предпринимала. Даже по отношению к Даниэлю.
— Тогда можешь носить мои вещи, я буду совсем не против, — к щекам Хван прилила кровь, и они покрылись румянцем, она еле прятала своё смущение за книгой по китайскому и переводила дыхание. Джисона раздражало, когда она… «Намхён, стоп! Никакого больше Джисона» — Намхён втянула голову в плечи и продолжала прятать свой взгляд от Даниэля, который, напротив, глядел на неё в упор.
— Не нужны мне твои вещи, — огрызнулась Намхён, собрав все силы, но голос под конец предательски задрожал. Она зажмурила глаза от того, что только что выдала своё волнение, и Даниэля это только позабавило.
— У-у, строишь из себя недотрогу? — Даниэль положил локти на стол и опирался на них, пододвигаясь ближе к Хван. — Не умеешь ты врать, Намхён, — парень хмыкнул и отобрал книгу, закрывающую половину лица девушки, у неё из рук. Он деловито осмотрел её со всех сторон и даже смог прочитать иероглифы «Китай».
— Ты что-то хотел? — Намхён сжимает губы и трёт свои ладони друг о друга под столом.
— Да, — Даниэль положил книгу обратно на стол и встал. — Свидание. Я жду тебя внизу, — парень улыбнулся и, не дождавшись ответа, развернулся на пятках, покидая этаж.
Если сказать, что Намхён удивлена, то значит не соврать. Потому что она выпучила свои глаза и продолжила сверлить взглядом входную дверь.
И что это было?
========== 4 ==========
Намхён спустилась вниз и вышла из библиотеки спустя час после ухода Даниэля. Она не особо горела желанием гулять с ним. Тем более, она верила словам Минхёна о том, что такие парни, строящие из себя плохих, чаще всего просто пустышки. Вместо мозгов у них давно уже перекати-поле. И она прекрасно помнила его наставления: «Если парень посмел издеваться над тобой, то он не заслуживает ни грамма твоего внимания. У тебя должна быть гордость, ты должна любить себя. Не смей ни перед кем унижаться» — кто же знал, что эти слова стоило взять на заметку по отношению к Джисону, а не к кому-либо другому.
Хван говорил всё, основываясь на своём горьком опыте. Сестра знает по рассказам начальника Хвана, как тяжело было брату, когда он, переступая через свою гордость и свои принципы, ухаживал за девушкой — своей родственной душой, а она продолжала отталкивать его и отказывать.
Минхён тогда, ещё совсем юный и наивный подросток, не знал, почему она так поступала. Но не влюбиться в Хвана было невозможно — и они начали встречаться. В те четыре месяца брата переполняла радость. На что он только не шёл, чтобы подарить своей девушке всё, чего она только пожелает.
Суджи умерла по прошествии тех четырёх месяцев — её уничтожила изнутри болезнь. Она знала, что долго не продержится здесь и видеть страдания Минхёна совсем не хотела, однако сопротивляться огромному чувству, цветущему словно весенние цветы, было ей неподвластно. Хоть и прошло уже целых одиннадцать лет, Хван решился на операцию только два года назад. Совмещать учёбу и подработку, страдая каждый день от болей в груди было выше его сил, и он гас на глазах у семьи. Прибавить к тому времени уход отца из семьи, рождение младшей сестры и первую опустошённую бутылку соджу в руках у матери — Минхён переживал страшный стресс.
Но он нашёл в себе силы подняться, закончить университет с отличием и устроиться в престижную клинику отца Суджи — они всё ещё хорошие друзья и напарники. Хван на свою первую зарплату купил Намхён игрушки и приличную одежду, ведь мать никогда не работала и жила только на пособие. Сестрёнка росла у него на глазах, и он знал, что её нужно обеспечивать, одевать, обувать, кормить и воспитывать, раз это не в состоянии сделать их мать.
Сейчас Минхёну двадцать семь и он не помнит ничего о Суджи. Напоминанием о том, что когда-то у него была несчастная любовь, служит шрам на безымянном пальце. Там больше не красуется ядовито-жёлтая хризантема, вокруг стебля которого находилась чёрная лента. Сейчас там только воспоминания о его разбитом сердце и Суджи, что так и останется лишь пылью в памяти Хвана.
Намхён могла остаться в Сеуле только ради Минхёна, но и он не мог бы быть с ней вечность. Он найдёт другую девушку, назовёт её любимой и сестра отодвинется на второй план. Девушка никогда бы не стала обвинять брата в этом, потому что сделала бы тоже самое, найди она надёжного и верного мужчину, каких сейчас сосчитать на пальцах можно.