Цветы лотоса в грязном пруду

Совсем недавно в одном из фешенебельных районов Токио состоялась встреча людей, которые во многом определяли как внешнюю, так и внутреннюю политику Японии. Речь шла о том, как с наименьшими потерями выйти из ситуации, которая сейчас складывалась в стране в связи с участившимися бойнями между ведущими непримиримую борьбу за власть семьями в Кодэ. Надвигались выборы, а общественное мнение, которое в Японии всегда значило довольно много, резко качнулось в сторону оппозиции. Та на все лады доказывала неспособность находящейся у власти либерально-демократической партии навести в стране порядок. Последние события в Кодэ, похоже, переполнили чашу терпения налогоплательщиков и потенциальных избирателей и послужили сигналом к массированному наступлению на правящую партию. Нападки оппозиции, во главе которой стояли социалисты, были эффективны. Проводимые различными службами опросы общественного мнения недвусмысленно показали, что многие из тех, кто еще вчера был готов голосовать за либерально-демократическую партию, сегодня заметно охладели к ней. А этого правящая партия не могла допустить. И после непродолжительных дебатов было принято решение использовать в предвыборной кампании ту же самую якудза, только подставив ее на этот раз под удар полиции. И если сейчас в Кодэ дрались за власть две семьи, то почему бы не пожертвовать одной из них? Пусть газеты, радио и телевидение покажут обществу, как действует власть. Конечно, падение одной из самых крупных в Японии семей якудза могло вызвать некоторые перестановки и среди сильных мира сего, но и с этим следовало смириться…

Именно поэтому, разговаривая вчера утром с Савадзимой, министр внутренних дел весьма прозрачно намекнул, что полиции Кодэ в ее нынешней борь-бе с якудза предоставлены самые широкие полномочия…

Из состояния задумчивости Ямаоку вывел телефонный звонок.

— Я могу поговорить со старшим инспектором Каматаро Ямаокой? — услышал он хорошо поставленный низкий баритон, показавшийся ему знакомым.

— Это я… — невольно посмотрел на часы Ямаока.

— Меня зовут Ацуси Хатакэяма, — продолжал его со-беседник, и Ямаока сразу же вспомнил, где он слышал этот голос.

Ацуси был известным журналистом, и Ямаока часто видел его выступления по телевидению. Нравились Ямаоке и его статьи об экономике и внешней политике, хотя ни тем, ни другим он не интересовался. Ему импонировала изящная и остроумная манера письма Хатакэямы.

— Слушаю вас, — проговорил Ямаока, догадываясь, что ему не суждено вовремя попасть домой.

— Мы не могли бы сейчас увидеться с вами, господин Ямаока?

— А где вы находитесь?

— Рядом с вашим управлением!

— Я выйду через пять минут… Или вы хотите зайти?

— Нет, — решительно ответил журналист, — лучше прогуляемся!

Несколько десятков метров по аллее, ведущей в парк, они прошли молча. Ямаока с наслаждением вдыхал полной грудью прохладный вечерний воздух, а его спутник с не меньшим удовольствием курил.

— Я слушаю вас, Хатакэяма-сан! — нарушил молчание Ямаока, когда они вошли в парк.

— Если не возражаете, — неожиданно предложил журналист, — давайте на «ты»!

— Не возражаю, — улыбнулся Ямаока, протягивая Ацуси руку.

Ему вдруг подумалось о том, что только чересчур холодные люди могут общаться с этим парнем на «вы».

Дело, которое привело журналиста к Ямаоке, заключалось в следующем.

Вчера вечером он вернулся в Кодэ из Токио, где участвовал в конференции журналистов ведущих индустриальных стран мира. На конференцию приехал и старинный приятель Хатакэямы Джон Грин из «Нью-Йорк дейли ньюс». Вчера после закрытия конференции они направились в бар. Часа через полтора, когда журналисты были уже на взводе, в бар вошли двое американцев. И в одном из них Грин сразу же узнал Майкла Лича, работавшего на семью Джиованни Гамбино в Нью-Йорке. В свое время Грин попытался разоблачить на страницах газет одну из афер, в которой была замешана семья Гамбино. Конечно, сам факт появления в Токио человека из Гамбино, ни о чем не говорил, но тем не менее наводил на определенные размышления. Во всяком случае, Грину казалось весьма маловероятным то, что Лич прилетел в Токио только для того, чтобы прогуляться по Гиндзе. Каково же было удивление Хатакэямы, когда час назад он вдруг увидел этого самого Майкла Лича у гостиницы «Ройял». Зайдя в бар и выпив коктейль, Лич поднялся к себе в шестьсот сорок второй номер. Ну а сам Хатакэяма поспешил к Ямаоке…

— Так, Каматаро, на всякий случай, и если я напрасно отнял у тебя время, то прошу прощения…

— Ты все сделал правильно, Ацуси, — улыбнулся Ямаока, — и я благодарен тебе!

— Ну раз так, то я рад! И если тебе в будущем понадобится какая-нибудь информация, можешь всегда рассчитывать на меня! А за сим не смею больше задерживать тебя!

— Всего хорошего, Ацуси, — еще раз тепло улыбнувшись, пожал на прощание руку журналисту Ямаока. — Ты будешь завтра на выставке Сэссю?

— Конечно!

— Я тоже… Но нам не следует афишировать наше знакомство. Там может быть и Лич…

— Я все понимаю, Каматаро, — просто ответил Ацуси. — До свиданья!