Иван слушал эскадронного, а сам ждал, когда тот подальше отъедет, – сапоги стянуть хромовые с убитого им буденовца. Похвала хороша, а сапоги целые лучше. Слушает, а сам все смотрит, как чистой масти вороной жеребец стоит, словно в цирке, передние ноги подогнув, с расставленными широко задними, и не падает. Застыл, значит, вместе с всадником. А тот повалился коню на гриву, обнял его, как отца родного, и клинок в мертвой руке зажал. Шея рассечена, и кровь ярко-красная застыла, не темнеет на холоде. И штаны у всадника новые, и буденовка, и новые сапоги на нем. А у Ивана сапоги каши просят.
Отъехал, наконец, эскадронный. Оглянулся Иван воровато, не узрел бы кто. Ан, глядь, вся дивизия подходит, и сам генерал впереди, усы свои расправляет белыми перчатками. Дал тогда Иван шпоры своему рыжему и пошел садить от греха подальше. Только комья летят в синее небо.
Так и пришлось ускакать в рваных сапогах. А сапоги-то нужны были. Отпросился потом у эскадронного в обоз второго разряда. Выехал как-то раненько на своем рыжем, а к вечеру уже и обоз нагнал. Только от обоза-то ничего не остаюсь, а только рубленые лежат обозники, раскинулись по степи… Кто живой был, рассказывали. Налетела конница Буденного на все обозы у Чонгарского моста, перерезала им путь в Крым, и наделал тогда дел «товарищ Буденный» – и ушел.
И пропали запасные сапоги у Ивана! Носит их теперь какой ни есть буденовец и похваляется. Что же делать Ивану? Сапоги, што ль с какого убитого снять, может у него остались, да тикать с этого проклятого места в полк, а то еще налетит кто в другой ряд, тогда как раз землю-матушку в лоб достанешь. Она-то, родная, всех приголубит…
Глядь-поглядь, а возле генерал лежит убитый и сапоги на нем аккурат целые. Нагнулся Иван к генералу:
– Простите, ваше превосходительство, иногороднего крестьянина села Неклиновки, Таганрогского округа, Области Войска Донского, Ивана Коклюгина, а сапожки ваши я сыму. Вам-то они уже ни к чему, а мне воевать не в чем…
Снял Иван с убитого сапоги и подался в полк. А полк уж вот он – идет. Приказ вышел в Крым уходить.
А через недели две сидит уже Иван на пароходе и смотрит на своего рыжего. А тот потоптался по берегу Черного моря, понюхал соленую воду и помчался, куда неизвестно.
А тут и пароходики потянулись в море. Ивана, как обухом по голове. А деревня? А жена? Эх… ма!
Через несколько дней пристали к турецкому берегу. Без воды насиделись. Всякого горя хватили. Иван-то на турка был похож. Удрал с корабля в город. Спасибо, на старого полковника наскочил. Научил, как разобраться. Сам-то полковник старыми тряпками торговал. Собирал их, перемывал, что-то шил и продавал. И вонь же стояла в каморке его высокоблагородия – не приведи Господь! Как ввалится в нее со своей добычей, ну хоть святых вон выноси!
Устроил полковник Ивана кучером к одному богатому турку. Очень уж похож был Иван на турка…
Но уж как не повезет – так не повезет. Черт знает, как оно получилось! Вез Иван богатого турка по Константинополю. Одежа хозяйская. Экипаж блестит на солнце. Впереди автомобиль мчится… То ли размечтался Иван, то ли жену вспомнил… только лошади его со всего ходу головами в автомобиль ударились, а дышло в окно влезло. Мать честная!
Вылез хозяин, ударить Ивана хотел. Да тот ручку свою подставил и маленько зашиб турка. Рассердился тогда турок вовсе и полисмена позвал. Ничего не понял Иван, что ему полисмен говорил. Понял лишь, что нужно одежу хозяйскую снимать и турку отдать.
Это на улице-то? При всем честном народе? Вот те и заграница! Хорошо, что у Ивана сподники были, а то бы срамота, ей Boiy…
И пошел Иван к своему полковнику через весь-то город. Турка клянет на все корки. Штанов пожалел бедному человеку, а?..
Пришлось вместе с полковником в Болгарию перебираться. Одному-то боязно после истории с турком стало. В Болгарии в горах на каменоломне устроился. А полковник лавчонку недалеко открыл. Вот тебе и вонючие тряпки. Она, и тряпка-то, добро при умной голове.
Работа Ивану понравилась. Опять же, все русские. И настоящие офицеры были. Кормил хозяин хорошо, коньяк давал. Конечно, ребята по водке скучали. Проработал Иван с год. Вдруг пришла весть ниоткуда, что прощенье всем белым на родине вышло.
«Возвращайтесь, мол, все. Ничего вам плохого не будет. С семьями жить будете. Рабочие руки нужны советской власти. Да и земля ждет своих хлеборобов. Тоскует, что жена без мужа…».
Вот беда! Пошла голова кругом не только у Ивана, а у кого и почище. Сходил Иван к своему полковнику, тот и говорят: «Смотри, Иван, не прошиби. Прощенья никому быть не может. Это есть обман. А заманят… а там и того».