Цветы, пробившие асфальт: Путешествие в Советскую Хиппляндию

В самой идее демонстрации были как советские, так и западные элементы. Демонстрации и парады были частью советского официального распорядка, являясь одним из важнейших маркеров преданности режиму и идентификации с ним. Их корни уходили в революционную мифологию (все революции начинаются с демонстраций), они являлись коллективным действием и показывали лучшее, что было в стране: танки ли на официальном параде 9 мая и 7 ноября или танцоров и гимнастов 1 мая и во время молодежных фестивалей. То, как Солнце занимался организацией демонстрации (об этом подробно говорится во второй главе), очевидным образом показывает это наследие. Но одновременно в демонстрации было еще что-то очень американское и, безусловно, очень хипповское. Хиппи на Западе выходили протестовать, и изображения протестующих длинноволосых людей чаще всего появлялись в прессе. 1 мая 1971 года в Вашингтоне (округ Колумбия) прошла крупнейшая демонстрация, жестоко, с наибольшим количеством жертв, разогнанная властями. Газета «Правда» даже сравнила американскую столицу с концентрационным лагерем[541].

Интересно, что Солнце ни словом не упомянул западных хиппи и их демонстрации в своем коротком рассказе про события 1971 года. Может, это не было для него таким уж важным, а может, вся его история предназначалась для КГБ или каких-то других официальных органов? Была ли она написана не только для того, чтобы оправдать его самого в глазах всей тусовки (как и в своих собственных), но и чтобы упрекнуть официальную власть, которая так сильно его подставила, и поэтому в его рассказе нет отсылки к западным кумирам? Или это только мне одной видятся параллели с событиями в Вашингтоне, и я смотрю на своих советских героев глазами западного человека? Скорее всего, Солнце знал про демонстрацию 5 декабря 1965 года на Пушкинской площади, которая была организована молодыми писателями и поэтами группы СМОГ и которая считается первой настоящей акцией диссидентского движения. Эта акция плохо закончилась для ее участников — как и протест восьми человек, которые в августе 1968‐го вышли на Красную площадь на демонстрацию против ввода советских войск в Чехословакию. Однако в своей истории Солнце сосредоточился на содержании своей демонстрации, а не на ее стиле. Он верил в то, что она состоится, раз они выступают против Америки, за советские ценности мира. Если бы он знал о жестоких арестах группы вьетнамских студентов из московского общежития, которые в 1967 году вышли протестовать против американского вторжения во Вьетнам, он бы еще трижды подумал[542]. Но он верил в успех, или, как он написал, признаваясь в своих сомнениях: «Кто-то должен быть первым! А первым всегда страшно!» В действительности было совершенно неважно, насколько дисциплинированно выстроились бы хиппи в колонны и совпадали ли их лозунги с официальной пропагандой; в их идеологическом совпадении с советскими официальными установками был один существенный недостаток: сама идея, возникшая спонтанно, исходила от них, и все должно было произойти в том виде, в котором они это затеяли. Солнце близко подошел к пониманию этой проблемы, когда написал: «Мы молоды, и нам не безразлично идет ли на земле война и умирают ли тысячи людей. „Мы за мир“ и мы хотим сказать об этом всем людям. Понятно что в нашей стране все за мир. Но страна большая. Людей много и получается что кто-то говорит за НАС. А мы хотим сами за себя сказать: „Нет войне!“»[543] Это дерзкое стремление к самовыражению было тем, чего государство не собиралось терпеть. Это было непозволительно ни для молодых писателей и правозащитников, ни для вьетнамских студентов, и уж ни в коем случае для длинноволосых молодых людей, которые пытались опередить вялые телодвижения режима в борьбе за мир.

СВОБОДА (ОСОБЕННО ОТ ВСЕГО СОВЕТСКОГО), ЛЮБОВЬ (КОТОРАЯ ИЗМЕНИТ МИР), МИР (ТИПА ТОГО) И НЕВИННОСТЬ (КАК ЦВЕТЫ И ДЕТИ)