Никто не обсуждал войну во Вьетнаме. Я носил значок, мне кто-то подарил, «Я против войны во Вьетнаме», но это было как на другой планете. Никто не обсуждал никакой войны. <…> Многие, когда подходило время идти в армию, всеми способами старались в нее не попасть. Я попал в армию в 20 лет. Я не помню разговоров, которые бы велись против армии. Понимали, что идет война, выступать против Советской армии не было никакого смысла, потому что ее все поддерживали. Конечно, Красная армия победила фашизм, все нормально. А другие армии… Нам мало что было понятно про вьетнамскую войну[528]
.Рита Дьякова описывает похожую непоследовательную позицию, которая наблюдалась в то время в Москве: «Пацифистскую идею обсуждали. Кстати, она была не очень популярна, потому что, с одной стороны, пацифизм был какой-то внутренний, то есть чтобы милиция не приставала — это хорошо. А с другой стороны, как это — мир без войны, страна без армии? Это уже не очень приветствовалось. Потому что Советский Союз могучий… В общем, мы все тогда были не националистами, а патриотами»[529]
. Письмо московского хиппи по фамилии Салоев, отправленное другу откуда-то с армейской базы в Приморском крае на Дальнем Востоке, отлично показывает, как в сознании советских хиппи пацифизм спотыкался о советские реалии:Взгляни на карту и увидишь, что я нахожусь в трех километрах от океана. Только вот надоели эти вонючие китаяшки со своей паршивой пропагандой. Но мы крепко здесь стоим и сколько бы они не лезли то с пропагандой, то с автоматами через границу, у них ничего не выйдет. Сволочи! Я проклинаю Дальний Восток и Приморье, в котором служу, но когда подумаю, что такие ребята, как я, гибнут ни за что на границе от их поганых пуль, что их вонючие ноги могут топтать нашу землю — кровь закипает! Сволочи, ублюдки, недоноски паршивые, узкопленочные твари, темные, грязные вместе с их засраным Мао. Слов нет. Одно желание — схватить мой пулемет и бить, бить, бить их там, пока не останется на белом свете ни одной этой узкоглазой сволочи![530]