Цветы, пробившие асфальт: Путешествие в Советскую Хиппляндию

Я, Скороходова Людмила, вступая в ряды хипписов партии «Свобода», обещаю и торжественно клянусь: активно участвовать во всех мероприятиях, проводимых организацией; хранить тайну о существовании партии; во всем слушаться и подчиняться командиру группы, а также Совету; регулярно платить членские взносы; быть истинным хипписом; прикладывать все силы для привлечения в организацию новых членов[510].

Ересько, в свою очередь, для своей организации придумал гимн и разработал конституцию, в соответствии с которой члены группы выбирали президента и вице-президента организации. Когда его арестовывали, на его груди была маленькая наклейка, похожая на комсомольский или партийный значок. Однако вместо коммунистической символики на ней красовались знак «пацифик» и слово «хиппи»[511]. А в городе Черновцы подобная группа молодежи собиралась избрать «старейших» — ими должны были стать те, кто больше других знал про группу «Битлз»[512]. Во всех этих текстах и акциях, безусловно, был элемент иронии, инверсии и стёба. Этот аргумент можно привести и в отношении организации «Хиппи», основанной Ересько, который, уже имея судимость, вряд ли был романтичным почитателем советских коллективов[513]. Однако факт остается фактом: безусловным ориентиром как для Ересько, так и для Скороходовой была советская система, вне зависимости от того, использовали ли они ее на полном серьезе или в шутку. Интересно, что похожие структуры и терминология возникали в истории хиппи снова и снова. В 1978 году коммуна в Ленинграде также выбрала себе президента — Феликса Виноградова, горячего поклонника всего американского, придумала логотип — что-то среднее между американским орлом и попугаем, и управлялась с помощью собраний, пародирующих комсомольские, используя (и одновременно высмеивая) язык советского официоза[514]. В этом и заключалась суть стёба, который был способом общения, выходящим далеко за рамки сообщества хиппи. Все можно было принять за насмешку — но при этом все было как-то очень серьезно.

Ил. 39. Досье КГБ на Л. Скороходову (из фонда ЦК ВЛКСМ в ЦДАГОУ); страница справа содержит рукописный вариант клятвы и другие учредительные документы группы. Фото: ЦДАГОУ. Ф. 7. Оп. 20. Д. 609. Л. 11–12

Несмотря на эти попытки создания структур, которые могут показаться слишком наивными или даже безумно смешными, было бы неправильно утверждать, что хипповство в СССР потеряло свой изначальный смысл. Во-первых, и Ересько, и Скороходова по большому счету только кодифицировали то, что также практиковалось на Западе. Хотя обычно это не звучало так по-советски напрямую, но у хиппи повсеместно де-факто были «входные критерии», которым требовалось соответствовать. И хотя они не были прописаны в виде хипповских «программ», все равно часто возникали вопросы, касающиеся идеологии, на которые отвечали самопровозглашенные хипповские лидеры. А ношение знаков различия было общим как для социалистического государства, так и для контркультуры 1960‐х. Безусловно, западные хиппи в своей почти всепоглощающей преданности символизму невольно брали пример с государственных идеологий первой половины XX века. И коммунизм, и фашизм оба преуспели в создании жесткой системы символов, которая была понятна всем и которая обходилась без текста как средства коммуникации[515].

В-вторых, несмотря на то что западное хипповство, попав в среду советских молодых людей, значительно видоизменилось, многие его важные черты из тех, которые сделали движение на Западе в 1960‐х таким новаторским и захватывающим, все же прорвались через железный занавес. Скороходова не ошибалась, приписывая хиппи желание выйти за рамки стилевых норм и не бояться опасностей жизни. (Также она выступала вполне «в стиле», заявляя о своем желании нарушить границы при помощи примеров, а не абстрактных терминов. Это очень похоже на то, как Хантер Томпсон характеризовал стремление западных хиппи описывать себя посредством деталей, а не обобщений.) В конце концов, на Западе 1950–1960‐х молодежная контркультура была реакцией против домашней послевоенной идиллии, комфорта пригородной жизни и нежелания рисковать у поколения, которое поставило стабильность превыше всего. Привлекательность хиппи по всему миру была в том, чтобы в своей жизни совершить что-то «смелое». И Ересько, и Скороходова действительно очень сильно рисковали: для одного все закончилось тюремным сроком, для другой — учреждением для «трудных» подростков. И вся севастопольская компания была ненадолго арестована после того, как они устроили небольшое массовое представление[516].