Читаем Цветы, пробившие асфальт: Путешествие в Советскую Хиппляндию полностью

Тем не менее самостоятельная роль вещей всегда встроена в контекст человеческого понимания. Вещи не могут действовать сами по себе: им нужны отклики людей, которые их произвели и которые ими пользуются, а также когнитивные рамки социальной среды, в которой они существуют. Другими словами, самостоятельная роль хипповских вещей зависела от духовной и физической вселенной, которая их окружала. Это наблюдение указывает нам на еще один признак материализма хиппи, о котором следует помнить. Хотя хипповская материальная культура и была создана для отражения «глобальных» реалий, она неизбежно была связана с реалиями «местными». Материальность советских хиппи была не только частью западного материального мира, но также в большой степени частью материальных реалий и образа мыслей позднего советского социализма. Она не только отражала эти самые реалии и образ мыслей, но и создавала их. Вещи советских хиппи, несмотря на то что они были призваны противостоять «советскости», неразрывно были связаны с тем, как общество позднего социализма и его система работали: материальные недостатки создавали возможности; отсутствие товаров поддерживало подпольный бизнес; дефицит формировал идентичность. Очевидно, что вместо того, чтобы постоянно преодолевать трудности и пытаться выживать в условиях дефицита и изоляции, советские хиппи процветали в советских реалиях 1970–1980‐х, найдя там свою нишу, которая выглядела (и в их воображении ощущалась) как западная, но которая на самом деле представляла собой спонтанно возникшую разновидность позднего социализма со всеми его особенностями и противоречиями.

Поэтому вместо истории конфликта между официальной культурой и субкультурой (а именно так хиппи обычно описывают свою жизнь) вещи хиппи рассказывают нам историю сложного переплетения — принятия официальных норм, сопротивления и преобразования реальности, которые находились в своеобразном симбиозе. Таким образом, хипповские вещи показывают, что позднесоветская материальная культура могла восприниматься не только как культура недостатка и дефицита, но и как культура возможностей. Поздняя советская система не только подавляла свободу, но и создавала относительно незанятое пространство для производства новых смыслов, где значение вещей не было зафиксировано их брендом и коммерческой стоимостью. Анализ социальной роли вещей советских хиппи позволяет по-новому взглянуть на взаимосвязи между капитализмом и субкультурой, политическими свободами и стилем.

В НАЧАЛЕ БЫЛИ ДЖИНСЫ

В центре «воображаемого Запада» советской молодежи, а особенно советских хиппи, находилось несколько вполне реальных, физических вещей[766]. Это были музыкальные пластинки, журналы, магнитофоны и другие предметы, попадающие к ним из‐за железного занавеса. Это была также одежда, повязки на голову («хайратники»), книги и даже электрогитары, которые провозились в личном багаже или отправлялись дальними родственниками и друзьями в посылках. Однако был еще один предмет, который питал молодежную нонконформистскую культуру конца 1960‐х — 1970‐х годов; предмет, который был настолько же недоступен, насколько фантастически дорого стоил. Поэтому, когда он появлялся, вокруг него образовывалась невероятных размеров мистическая аура, возвышая его над всеми остальными предметами советской вселенной. И этим предметом были американские джинсы.

Настоящая история джинсов в Советском Союзе постепенно начинает проявляться через нагромождения мифов и баек, сопровождавших их культовый статус[767]. Начиная с конца 1960‐х годов история джинсов в СССР и история советских хиппи пересеклись и оказали очень сильное влияние друг на друга. Сложно назвать конкретную дату, когда весть о джинсах как о воплощении всего самого крутого достигла Советского Союза. На протяжении большей части 1950–1960‐х джинсы не числились в списках фарцовщиков, чьей основной задачей было убедить иностранцев расстаться с личными вещами, чтобы затем продать их на московском черном рынке, хотя считается, что советская молодежь знала о джинсах со времени фестиваля молодежи и студентов в 1957-м[768]. Все вдруг внезапно изменилось во второй половине 1960‐х — начале 1970‐х годов, когда западные рок-музыканты стали выступать на сцене в джинсах и их изображения на обложках пластинок и журналов оказались по эту сторону железного занавеса. Криступас, хиппи из Каунаса — города, где возникло одно из самых ранних в Союзе сообществ хиппи, — описывал, откуда они узнали про джинсы: информация буквально прилетела по воздуху. В данном случае — в посылке от еврейских родственников, живущих за границей:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология