Читаем Цветы, пробившие асфальт: Путешествие в Советскую Хиппляндию полностью

Да, однажды положили в психиатрическую больницу и врачу сказали: «Ну вы давайте, его хорошенько проколите, он социально опасен», и так далее. А врач — интеллигент, мы с ним поговорили о том о сем, и он говорит: «А за что же тебя положили?» — «Да по идеологии». — «Ага, ясно, и хотят, чтобы я тебя заколол, понятно. Лежи, читай книги, отдыхай, я тебя через неделю выпущу». Он меня через неделю выпустил, а меня милиция увидела: «Как??? Мы думали, тебя на полгода…» И такие люди были везде[969].

Один доброжелательный врач выписал московского хиппи Чикаго всего через неделю после госпитализации, чтобы тот смог попасть на собственную свадьбу. Но администратор ЗАГСа отказалась проводить церемонию и, назвав жениха и невесту сумасшедшими, с криками выгнала их стричься[970]. Иногда хиппи гордились тем, как мастерски они манипулируют невежественными советскими врачами. Ленинградский хиппи так описывал свой день в психушке в самиздатовской поэме «Побег»:

В тот день с утра я захилял в «Сайгон» — пыхнул с пиплами чуйскую черняшку, с кумара влип под ментовский разгон, зашизовал, и угорел в «пятнашку». Врач, как увидел в деле суицид, без разговоров положил в надзорку, и мне пришлось косить аппендицит — пока дебилы делали пробирку. Орал в сто ватт, как мог изображал дежурняку все нужные симптомы. Ну, тот пощупал, отпустил, нажал… Как отличить флегмону от липомы и про ненужный рудимент он знал, и я вознесся в лифте в хирургию[971].

Проблема определения безумия, в решение которой было вовлечено множество соперничающих сил, еще более усложнилась с распространением наркотиков. Только в 1970‐х, когда наркомания среди городской молодежи стала расти, советское законодательство разработало систему реагирования на злоупотребление психоактивными веществами, постепенно ужесточая наказания[972]. Именно в этот период советские психиатры и неврологи стали изучать влияние наркотиков на организм и психику человека. В конце 1960‐х — начале 1970‐х они провели ряд исследований, наблюдая у активных потребителей гашиша фазы возбуждения и депрессии, за которыми следовали агрессия и страх. В крайних случаях они видели реакции, очень похожие на шизофрению, или заявляли, что употребление гашиша служит причиной возникновения шизофрении[973]. Поэтому неудивительно, что хиппи, употребляющие наркотики, получали все тот же диагноз «шизофрения» и то же лечение, что и остальная часть хипповского сообщества, только их намного дольше держали в психиатрических отделениях[974]. Более того, начиная с 1972 года лечение от наркотической зависимости стало принудительным, что не оставляло психиатрам выбора[975]. На Украине эта норма была введена в 1969 году, а с 1974 года законодательные нормы были унифицированы для всего Союза.

И снова между наркозависимыми хиппи и теми, кто ставил им психиатрические диагнозы, наблюдалось удивительное единодушие. Хиппи (и другие потребители наркотиков) не пытались спорить с официальными лицами, считающими, что наркотики вызывают ненормальное состояние ума и тела. Также они не возражали против официальных выводов: они, хиппи, отличаются от всех нормальных людей тем, что употребляют наркотики. Кроме того, наркотики предлагали побег от советской действительности и повседневной нормальности, что делало их такими привлекательными для хиппи. В центре хипповской идентичности находилось получение кайфа, означающего, в частности, экстатическое состояние психики. Употребление безумного коктейля из лекарственных препаратов и курение гашиша и марихуаны с самого начала были частью советской хипповской культуры, тем более что все это было легкодоступным, дешевым и не считалось криминалом[976]. Более серьезные наркотики, например опиум и барбитураты, были практически неизвестны в ранние годы, хотя морфий был в ходу, особенно у молодежи из привилегированных семей. Одновременно хипповское любопытство и любовь к экспериментам породили широкий спектр веществ, которые могли использоваться для того, чтобы «стать немножко сумасшедшим»: разного рода лекарства, например уже упоминавшийся здесь циклодол; бытовая химия — латвийский «Сопалс»; содержащие кодеин таблетки и сиропы, которые в то время можно было везде свободно купить[977]. Шекспир делил хиппи на московских «центровых» (которые обычно напивались) и «шировых» (которые расширяли свое сознание с помощью не только курения анаши, но и инъекций морфия)[978]. Поставки шли отовсюду. Хиппи покупали наркотики у врачей, работавших на скорой, крали с работы или забирали у больных раком родственников[979].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология