Читаем Цветы, пробившие асфальт: Путешествие в Советскую Хиппляндию полностью

Когда первый шок после провала демонстрации 1971 года прошел, жизнь хиппи в Москве стала набирать обороты. Появилось много новых людей, некоторые из них станут потом легендарными фигурами. Вскоре после июньских событий Анатолий Калабин, не по годам развитый 15-летний подросток, начал тусить с хипповской компанией в центре города. Через пару лет он превратился в Азазелло, одного из самых известных хиппи в столице (если не в стране). Сеня Скорпион, хиппующий и по сей день, присоединился к Системе в 1972 году, после случайной встречи с «волосатыми» на улице. В тот же год Константин Оськин познакомился в психиатрической больнице с Шекспиром и из сиониста превратился в хиппи, обретя прозвище Манго. Мария Арбатова в 1973 году начала собирать хипповскую компанию в своей квартире на Арбате. К середине 1970‐х московское сообщество хиппи пополнилось множеством новых лиц и свежих умов. Хипповская Система собиралась теперь в двух разных местах, что отражало определенную степень территориального, а также идеологического разделения. Солнце и его компания тусили на Пушке, очень популярном месте, куда первым делом стремились приезжие хиппи. В расположенном на Бульварном кольце, недалеко от Пушкинской площади, кафе «Аромат», которое получило неформальное прозвище «Вавилон», собирались хиппи с более интеллектуальными запросами. Сюда приходили Офелия и ее друзья из арт-коллектива «Волосы», а также Юра Диверсант и, конечно, Кестнер, который и «открыл» это место, проживая в том же доме № 12 по Суворовскому бульвару. Лучшим другом Кестнера был Азазелло. Они вместе писали сказки — искусно замаскированные аллегории хипповской жизни, полной радостей и тягот. Люди, стремившиеся создать альтернативную культуру, находились в центре сообщества кафе «Аромат», чью роль как места интеллектуального и художественного вдохновения помнят все, кто сидел на его шатких стульях. Отсылка к многоязычному Вавилону уже говорила о том, что слова здесь имели большое значение. Летом люди выносили стулья на улицу, а затем перебирались на обсаженную деревьями центральную пешеходную аллею Бульварного кольца, где рассаживались на ближайших скамейках.

Ил. 22. Кафе «Аромат» — легендарный Вавилон (на переднем плане — спешащие по своим делам москвичи), Москва, август 1979 года. Фото из архива Н. Мамедовой (Музей Венде, Лос-Анджелес)


Молодежь, приходившая сюда, больше интересовалась поисками смысла жизни, чем алкогольным куражом. Крепленому вину они предпочитали маленькую чашку черного кофе, хотя многие из них были не прочь ощутить эффект, производимый наркотиками, с которыми они широко экспериментировали[394]. Большинство, если не все, из тех, кто представлял Вторую Систему, социализировались в мире хиппи через Вавилон, оставляя Пушку желающим попьянствовать. Как можно заметить из описания, оставленного Александром Дворкиным, новое молодое поколение хиппи довольно безжалостно оценивало своих старших товарищей:

На Стриту появились новые действующие лица, в основном мои сверстники. Юру постепенно забывали. Ныне его часто можно было увидеть одного, в состоянии сильного подпития, все еще не верившего, что так быстро его минула земная слава. Теперь он сам приветствовал давних знакомых, неизбежно прося у них денег на очередную бутылку. <…> Для нас, называвшихся Второй Системой, те, первые, воспринимались слишком грубыми, вульгарными, примитивными. Мы-то видели себя гораздо более утонченными, причастными искусству и настоящему западному образу жизни[395].

Рита Дьякова, хиппи, которая начала приходить в «Аромат» в то же время, с Дворкиным согласна, но объясняет разницу в стиле и местоположении с практической точки зрения:

Система, в принципе, делилась на две такие неравные части: одна часть любила выпить, поэтому они больше времени проводили в центре; им надо было раздобыть денег, им нужно было купить выпивку, им нужна была компания. А вторая часть практически не пила, ну или это была трава, но больше было интеллектуальных бесед, больше музыки. Поэтому мы не всегда были в центре, чаще это были квартиры, на которых мы собирались[396].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология