Цветы в зеркале

Когда представили все сочинения, она позвала Шангуань Вар и вместе с ней стала их просматривать. Отобрав десять самых лучших, она отдала их начальникам шести палат{483}, чтобы они решили, как распределить между девицами первые десять мест. Первой была признана Тан Гуй-чэнь, второй — Инь Жо-хуа. Тогда же было решено утром в третий день четвертого месяца объявить список выдержавших экзамен во дворце.

* * *

Когда Цинь Сяо-чунь и Линь Вань-жу узнали, что утром будет объявлен список выдержавших экзамены, их охватило одновременно и чувство радости, и чувство тревоги.

Цинь Сяо-чунь и Линь Вань-жу жили в одной комнате с Ю Сю-ин и Тянь Шунь-ин. И вот накануне знаменательного дня, когда Сю-ин и Шунь-ин уже легли спать, Сяо-чунь и Вань-жу еще сидели и разговаривали. Они выпили вина и затем, не раздеваясь, легли на постель. Но заснуть они не могли — их одолевали тревожные мысли и сомнения. Тогда они встали и снова уселись за стол одна против другой. Говорить ни о чем не хотелось. После второй стражи прошла, казалось, целая вечность. Наконец удары в барабан возвестили о наступлении третьей стражи. Время тянулось бесконечно долго. В ожидании рассвета Сяо-чунь и Вань-жу ходили взад и вперед по комнате. Они то вздыхали, то, увлеченные приятными мечтами, начинали смеяться, то вдруг снова спохватывались и при мысли, что, может быть, они не выдержали экзамена, начинали плакать. В такие минуты тоска и тревога каким-то давящим комком сжимали им грудь, девушкам становилось не по себе, и они, не зная, куда себя девать от волнения, то вскакивали и начинали ходить по комнате, то снова садились. От их смеха и плача не раз уже просыпалась Сю-ин. Когда отбили четвертую стражу, Сю-ин не выдержала и обрушилась на Сяо-чунь и Вань-жу:

— Давно пора бы вам спать, — сказала она, приподнимаясь на постели. — Ведь мы с Шунь-ин потому и переехали к вам, что в прежней нашей комнате все болтали до поздней ночи. Я человек больной и не могу переносить бессонные ночи, а просить, чтобы из-за меня одной все остальные ложились спать пораньше, мне было просто неудобно. Поэтому я так была вам благодарна за вашу чуткость, за то, что вы с вечера сразу же ложились спать и не заводили разговоров. Последнее время я даже стала чувствовать себя лучше и почти совсем перестала кашлять. А сегодня, вижу, вы решили наверстать за все прошлые дни: то одна будит меня своим смехом, то другая — своим плачем, то обе вздыхают так, что просто сердце сжимается от жалости. А главное, не пойму, плачете вы или смеетесь. Да что с вами на самом деле, какие заботы вам не дают покоя, что вас терзает?

И вот накануне знаменательного дня… Сяо-чунь и Вань-жу еще сидели и разговаривали.

В это время проснулась и Шунь-ин.

— Какие у них заботы! — сказала она, приподнимаясь на постели. — Завтра будут объявлены списки, и они жаждут увидеть в них свои имена, но не знают, что их ожидает: удача или неудача, вот и разводят истерику — то плачут, то хихикают.

— Волнуются — это понятно, — согласилась Сю-ин, — но почему же они то плачут, то смеются?

— Когда они обманывают себя, тогда смеются, а когда заговорит в них совесть, тогда, конечно, остается только плакать.

— Что ты хочешь этим сказать? — удивилась Сю-ин. — Не понимаю.

— А то, что они так волнуются за свой успех и так терзаются, что чего только им не приходит в голову! То они вспоминают какое-нибудь хорошее место из своего сочинения, вспоминают, как они удачно вставили ту или иную фразу, начинают думать об одном месте, о другом — и то хорошо, и другое удачно; начинают внушать себе, что не только в наши времена, но и в эпоху Цинь и во времена Хань никто так блестяще не писал. Да что там Цинь и Хань, им мнится тогда, что даже во времена Конфуция ни один из талантливейших учеников мудреца не превзошел их, и, значит, нет сомнения, что завтра быть им первыми в списках. Еще бы не радоваться и не смеяться им при этой мысли! Но разве это не значит обманывать себя, — спросила Шунь-ин и, не дожидаясь ответа, продолжала: — А как подумают, что хорошо-то хорошо, а вот в одном месте не совсем ладно сказано, в другом неудачно употребили то или иное выражение, как вспомнят, что есть еще такие места, которые лучше бы уж никто и не видел, вспомнят, сколько чуши там понаписали, и приходят к выводу, что чепухи-то там больше, чем смысла, и что, конечно, с такими сочинениями им нечего надеяться увидеть свое имя в списках. Вот это и значит, что в них заговорила совесть, верно? Но совесть совестью, а как не разреветься при такой обидной мысли.

— Ну, это ты уж слишком! — сказала Сю-ин и видя, что Сяо-чунь и Вань-жу готовы были в ответ накинуться на Шунь-ин, стала уговаривать подруг лечь спать.

— Ой! Слышите уже петух пропел, — сказала она. — Дело идет, пожалуй, к пятой страже. Ложитесь-ка скорей, ведь скоро начнет светать.

— Вы спите, — сказала Вань-жу, обращаясь к Сю-ин и Шунь-ин. — А мы подождем До Цзю гуна. Он пошел за перечнем выдержавших экзамены и вот-вот должен вернуться…