Цветы Вашного

Катриона в порыве вдохновения села и махнула Энрике, чтобы тот сделал то же самое.

— Ну, привет, — начала она, стараясь держаться где-то между материнской теплотой и светской учтивостью, в надежде, что то ли второе окажется успокаивающим, то ли первое — заразным, или хотя бы прогонит страх. — Должно быть, ты Инги? Ядвига как раз рассказывала мне про тебя. Я Катриона, а мой друг, вон тот, — она кивнула в его сторону, — это Энрике.

Хотя Энрике явно предпочел бы, чтобы его представили как «доктора Боргоса», но, приглядевшись внимательней к их юным хозяевам, явно пришел к разумному решению оставить выбор на усмотрение барраярки Катрионы. Он медленно уселся на землю. Инги, явно чувствуя себя в меньшинстве, опустился на колени. Пасующаяся лошадь с полным безразличием к ним всем отошла на еще несколько шагов в сторону.

— Я вас видел, — признался Инги, — в лесу. — Любопытство, которое они отметили в нем на записи, сделанной прошлой ночью, похоже, сейчас взяло верх. — В ваших костюмах. — Он все время поглядывал на Катриону, снявшую сейчас свой шлем.

— Шпионил за нами, да? — подхватил Энрике. — И забрал наших жуков!

Инги выглядел сейчас скорее хитрым, чем виноватым.

— Вы же их оставили. Все, что оставляют в зоне, — наше.

— Неплохая попытка, — признала Катриона, — но она не пройдет. Ты должен был видеть, что мы пришли вместе с Вадимом. И он говорил с тобою тем вечером, верно? Сказал тебе держаться подальше, наверное, не подходить к нашему участку?

Этот выстрел она сделала — буквально — в темноту, припомнив, как Вадим тогда в сумерках отлучился ненадолго, однако получила свой ответ, увидев, как мальчик знакомым ей образом поежился. Инги был примерно одного возраста с Никки, и он неловко метался между грубостью и искренностью, равно готовый и упрашивать, и дать деру.

— Может быть.

— Мы знаем, что это ты забрал наших жуков: у нас есть камеры. А еще мы только что обнаружили их вон в том сарае, — сказал Энрике строго. — Там они все? Или ты отнес часть их еще куда-нибудь либо потерял по дороге?

Инги осторожно пожал плечами.

— Почти все, наверное.

— И зачем ты это сделал? — чуть не простонал Энрике.

Снова пожатие плеч.

— Ядвиге они понравились. Это подарок.

— Ну, извини, но тебе придется их вернуть…

Катриона подняла руку, пресекая это несвоевременное заявление.

— Подарок? На ее день рождения? — Потому что до Зимнепраздника оставалось ещё почти полгода.

— Не совсем. Она типа больна. — Белые пальцы вцепились в траву, мальчик отвел взгляд. — А они лучше, чем цветы. Цветов она и сама нарвать может.

— Ты знаешь, как сильно она больна? — «Ты знаешь, что твоя подруга умирает?»

Взгляд в землю.

— Ага.

«Ага». Деревенские дети в целом бывают знакомы со смертью ближе, чем их городские сверстники.

Как и с процессом рождения, болезнями и прочими составляющими жизни. А тем более — дети из этого целиком нелегального скваттерского поселения.

— Эти жуки особенные и очень важные для нас, — начала Катриона. — Они важны для будущего всей зараженной зоны, всего Округа.

— Она сказала, что они их сделали! — заявила Ядвига Инги и ткнула в него пальцем. — Ты в это веришь?

— Как люди могут делать жуков? — Инги покачал головой.

Когда они вынесли свой эксперимент на публику, Катриона приготовилась объяснять, что такое рад-жуки, людям из глубинки, а ведь кое-кто из тамошних стариков, из которых уже песок сыплется, получил не больше образования, чем эти потерянные дети. «Считай это тренировкой».

— Энрике взял обычных жуков и вывел новую породу для специальной работы. Вы же знаете, что зона отчуждения закрыта для людей, потому что она заражена радиацией?

— Радиация — это плохо, — кивнула Ядвига. — Так матушка говорит.

Инги посмотрел на Катриону с подозрением.

— Вадим говорит, что городские слишком сильно всего боятся. Это хорошо, потому что так они к нам не лезут. Мы не хотим, чтобы сюда приходили чужие!

Катриона помедлила и все же продолжила: — Если на словах совсем-совсем упростить то, что они делают — а на самом деле все значительно сложней, — то наши рад-жуки едят радиацию. Мы думаем, что сможем с их помощью вычистить весь яд из зоны, чтобы тут снова могли жить люди.

Энрике явно поморщился, слыша её пересказ «в двух словах», но ему хватило ума ее не перебивать.

Хотя это ему нелегко далось.

— Мы же тут живем, — возразила Ядвига.

— Жить, не болея — ни раком щитовидной железы, ни раком костей, ни чем-то менее опасным. — Она коснулась своего горла, и Инги отпрянул, а Ядвига лишь нахмурилась. — Дело в том, что все эти зараженные вещества, которые съедают жуки, делают радиоактивными, то есть полными радиации, их самих. Вот почему Энрике по моему совету нанес им на спинки трилистник — светящийся желтый цветок: чтобы предупредить людей — их нельзя трогать. Чем ярче он светится, тем сильней ядовит жук, и к нему не надо прикасаться.

Инги нахмурил брови, обдумывая эту мысль.

— А почему тогда ваши жуки не дохнут? Если они наелись яда?