Цветы жизни (СИ)

Упс! Не только сознание — поправочка! Ещё и сердце. Знаете, как я это понял? Ха! Потому что, когда на открытую ранку попадает спирт, то начинает нещадно щипать. Так и сейчас. В груди полыхает новый старый пожар, горький виски ласкает стенки желудка, часть выпитого уже просится обратно наружу, двигаясь всё ближе к выходу… Причём в разные стороны: хочется помочиться и блевануть. Но я не в силах встать и сделать хотя бы что-то одно. Сижу в комнате на стуле… Руки лежат на столе. Пьяная, со слов Рей, голова плавает сверху над ними. Глаза ничего не видят. Ещё одна поправочка — глаз. Разрезанное лицо мне кто-то чем-то промыл, когда я вернулся, но зрение в правый глаз так и не вернулось. Хрен пойми, временно или постоянно. Да и не важно. Я сейчас и одним-то глазом не в состоянии пользоваться по назначению.

— Уйди, — проскулил своему пожарнику, прибывшему по мою пьяную, горящую душу. Кто только её сюда впустил?.. Ах да, это был я. Тот, кто забрал её с крыльца дома её алкашей-родителей.

— Я не хочу, чтобы ты пил…

Из горла вырвался громкий всхлип. Со дна болота всплыл новостной пузырь: лицо у меня всё мокрое, в слезах. За ним второй — оно ещё и страшно перекорёжено, точно сведённое в судороге. И даже боль в шраме не даёт понять, оно дрожит или так и застыло в посмертных муках.

— А я не хочу, чтобы ты тут стояла… — и дышала моим перегаром. — Вали в свою кровать! — а то холод страшный.

Боже, а голос-то… Будто совсем не мой. Дрожит. Скрипит. Заикаюсь чуть ли не на каждом слоге, но надо же мне как-то выпроводить моего пожарного динозаврика за дверь.

— Ты станешь, как они, — тушить он умел пока только огнём…

Хорошо, что я лежу головой на руках, и всей моей разбавленной горем и шрамом красоты она не видит. Хотя, может и видела уже, когда я завалился в дом — не помню кто тогда был рядом. Казалось, что всё и сразу. Много рук, голосов и вопросов что случилось. Меня уже тогда ноги не держали. Ещё до встречи с бутылкой я был смертельно пьяный. После слов «Мариса умерла» по ушам ударил какой-то шум-гам. Крики, вздохи, слёзы, стенания… Не было вопросов как именно это случилось, достаточно и того правдивого ужаса, что я уже исторг из себя. Всё равно я не был тогда способен ответить, а они услышать. Быть может, им и в будущем не стоит знать, что их сестру убил её собственный отец. Хотя старшие могут и без моих слов догадаться.

Те, кто первыми после отхлынувшей волны ужаса и шока пришли в себя, кажется, меня и умыли. Видно, плохо я стёр снегом кровь со своих рук и лица. Как в комнате оказался даже примерно не помню. Привели или дотащили? Здесь ли сейчас Финн и Найн или их догадались увести хотя бы на одну ночь? В подобных случаях я всегда уходил из дома и пил, шатаясь по округе. Мальки после только чуяли, что от меня плохо пахнет, но чем не знали. И как назло, именно та, что стояла сейчас рядом, знала это, наоборот, до отвратительного точно. Старшие по идее должны были знать, что я потянусь за дозой припрятанного сорокоградусного лекарства, но покинуть дом буду не в силах. Так что, надеюсь, я здесь сейчас один…

— Я хочу спать… — промычал я, замечая, что слёзы как-будто пошли на убыль, и приподнял голову. Рей, стоящая где-то рядом, увидит шрам на лице, ну и ладно. Завтра придётся хотя бы ненадолго трезветь и быть тем, кем должен — вожаком стаи. Так что смысла прятаться от её взгляда сейчас ноль — скоро всяко увидит всю скорбную и скорбящую «красоту». А пока…

Спать я правда хотел. Левый глаз, что мог видеть, слипался от слёз и усталости. В слепом правом, наоборот, бодряще щипало. И раз с тем количеством виски, что воевало во мне за сторону выхода (вверх или вниз) я всё ещё не вырубился, значит мало выпил… Рука потянулась к бутылке…

…Как вдруг меня за неё дёрнули, строго попросив:

— Не пей!

Мелкая была далеко не Марисой. Эта советовать не станет — сразу приказами сыплет.

— Отвали!

Наверняка, это классический ответ её родителей. Пришла к тому, от чего и ушла. Господи, какая же я скотина…

— Ты заболеешь!

— До сих пор ведь не заболел. Отцепись!

Она вцепилась пальцами в горлышко полупустой бутылки, пока я тянул её к себе, желая оставить на столе.

— Ну и что! Когда-нибудь заболеешь, а потом умрёшь!

— Ну, значит умру. Все мы там будем… — нельзя ей так отвечать, но мой жидкий друг по вызову забрал незримый руль, перехватив управление моими языком, и мыслями…

— Я не хочу, чтобы ты был где-то там! Я хочу, чтобы ты был здесь, с нами! Со мной!

— Я и так пока здесь.

— Не хочу пока. Хочу всегда!

— Так не бывает, динозаврик… — рука, наконец, ослабела, устав держать бутылку на весу и тянуть к себе. Контроль над собственным телом я тоже потерял.

— Но должно быть!

Спорить и вообще разговаривать о чём угодно и с кем угодно сил больше не было.

«Поговори с новенькой, извинись, приласкай, загладить вину, будь помягче…» Всё, что мне так настойчиво-предложительно советовала Мариса… Всё, что советовала мне Мариса… Она уже никогда не увидит как я последую — не обещаю, но буду очень стараться — каждому из её советов. В отношении Рей — уж точно.