Цветы жизни (СИ)

— Ты хочешь пить? — просипел я так, что Рей с первого раза не разобрала и мне пришлось повторить уже через хрип.

— Ага.

Я принялся собирать ей крохотные озерца снега, упрямившиеся в том, чтобы побыстрее растаять на моей прохладной ладони, и она с охотой и прилежным ожиданием новой порции принялась лакать точно довольный, жизнерадостный котёнок одну каплю за другой. Когда с этим было покончено, я упаковался обратно в перчатки, помассировав пальцами слабочувствительную мякоть ладоней, и убрал рюкзак на место, спокойно вернувшись к болезненной полудрёме.

— А ты? — тревожился за меня ребёнок.

— Не хочу.

— Даже печенье?

— Надо, чтобы на утро тоже хватило. Я поел дома, — не стал уточнять, что пищей мне был затхлый воздух.

На этом она оставила меня в покое, и я растворился в единственном тёплом ощущении — мягкая кожа Рей, находящаяся вплотную к моей, так как лежали мы буквально телом к телу. Моя чёрная куртка была мне удачно велика (намеренный запас, рассчитанный под гору свитеров и рубашек), так что позволяла задуманную мной манипуляцию. В попытке сохранить тепло без того, чтобы мы всю ночь напролёт скакали бы и плясали на крыше, чтобы поддерживать его, пока не упали бы ниц от истощения, я решил пойти проверенным путём и упасть, так сказать, заранее и с умом. Рей разделась до рубашек, оставшись в двух из двух имеющихся на ней, и расстегнув пуговицы, легла грудью и одной щекой мне на грудь, забравшись под мой свитер. С ногами было сложнее, за них я боялся больше всего. Куртку свою я в итоге запахнул так, что молния едва выдерживала сокрытый под ней объём двух тел (всё же не настолько зимняя парка была мне велика, чтобы без напряга вместить под собой «лишнего пассажира»), а я с трудом мог дышать, вздымая грудь. А вот ноги Рей, хоть и были в добротных зимних утеплённых штанах и колготках, оставались наравне с моими на открытом морозе. Интересно мы, наверное, с ней выглядели — этаким человекоподобным существом с четырьмя ногами разной длины, торчащими из-под бугра-горба на месте туловища. Голова сверху в капюшоне виднелась только моя.

Как бы то ни было, ставка на плотный искусственный кокон, моё тепло, то, что Рей может «надышать» себе там нужно-градусную атмосферу — всё это, обязано было выгореть. Надеюсь, моей садящейся батарейки хватит ей, чтобы дожить до утра. Иного источника питания я предложить ей не мог. Удивительно, но этой ночью я выступаю в непривычной для себя роли — доктора Времени. Слова вселенная, тот самый истинный доктор, мог помочь излечить девочку от грозящей ей гибели только через меня. Я — её время.

Интуиция, а может и полузабытые школьные уроки физики, которые я едва застал перед тем, как сбежал из дома, также подсказывала, что иметь дело с холодом от воздуха предпочтительнее того же, но идущего от твёрдой поверхности. Даже здесь всё правильно. Меня ждёт земля, Рей — дыхание этого мира. Те переменные, что нельзя переставить.

Тишина продлилась недолго. Эх, а я ведь почти ушёл в блаженный сон, длительность которого была под большим вопросом.

— Кайло.

— М-м-м?

— Что у тебя стучит?

— З-з-зубы, — зубы и правда стучали, противно клацая друг о друга. Видимо, даже пока я молчал Рей разобрала этот странный звук.

— Нет, не зубы. Внутри.

— С-с-сердце.

— А почему оно стучит?

— Оно у в-в-всех людей стучит.

— И у меня?

— Да.

— Но почему?

Ещё один плюс выбранной мной конструкции, шапку свою я оставил при себе, так что ветер не мог залезть мне за ворот. Я её еле слышал, так как говорила она где-то глубоко под коконом, хотя кругом стояла неживая тишина, просто взглянуть в которую мне было страшно.

— Потому что мы живы, — произнёс я на выдохе, почти шепча. В голову, уцепившись и повиснув на моей неосторожной фразе, полезли цепкие мысли, которые вполне себе тянули на то, чтобы зваться планами. Не моими, но жизни. Как стук в моей груди затихнет, как Рей это поймёт, как ей станет страшно, когда она выберется и увидит моё посиневшее лицо… Или же это всё-таки мои, а не жизни планы? Неужели я солгал себе, слепо веря в то, что не хочу идти по стопам Хакса и Митаки? Неужели я хочу уйти, как и они? Только своими руками всё сделать не в силах, отдавая последнюю грязную работёнку беспристрастной судье-погоде, смиренно предлагая огласить по утру суровый или мягкий приговор: оправдательного с таким яростным кашлем, атакующим то и дело, ждать не приходилось.

— Рей?

— Да?

— Утром… — я опять закашлялся, размышляя, какая именно болячка выталкивает этот звук из моего тела; в груди тепло, а вот спина-то дрогнет. — Ут-т-тром не спускайся сама. Позови на п-п-помощь… отс-с-сюда.