Цветы жизни (СИ)

Бежевая курточка, в какой я подобрал Рей, была ей к лицу, но из-за несоразмерности и несоответствию погодным условиям мы дали ей свою одежду, порывшись в более чем скромных запасах. Сегодня я достал ей куртку того же цвета, только качественного тёплого материала, подлиннее и по её размеру. Глазомер у меня был что надо. Дело практики, природа и бирки на одеждах тут не причём. Цвет одежды оказался удобен ещё и тем, что служил мне отличной шкалой для определения состояния девчонки. На её фоне можно было без труда чётко различить степень бледности лица, красный ли нос, синюшные ли губы — что бы с ней не случилось, все сразу заметят. Сигнальная куртёжка. Отличный подарок! Поздравление с недельным выживанием в заброшенном доме, считай, отзвучало. Теперь можно и за пивом сгонять, чтобы продолжить праздник…

— Кайло?

Или пока нельзя.

— М-м-м?

— Ты всё это украл? — Рей оглядывала себя, изучая новые сапоги (чёрные), штаны (бежевые болоневые), куртку (уже говорил) и держала в руках белую шапку с помпоном на голове.

— Ага.

Надо бы ещё таких же шапок спереть пару штук — девчонки бы ей лихо забацали тройной гребешок из оторванных помпонов. Глупое дитя упрямилось даже по такой мелочи, не желая менять причёску. Свет клином на ней одной сошёлся – не иначе! Может ещё хоть сколько надрываться, бурча, что ненавидит косички, а хочет или нет, распустить волосы ей придётся – бесконечно долго отделываться одним капюшоном у неё не выйдет. Если, конечно, не хочет застудить голову и отморозить уши. А даже если и хочет — я не позволю. Не в мою смену!

— Но воровать — это же плохо. Не только еду, но и одежду.

Нет, ты только посмотри на неё! Умная нашлась! Я же говорил — твердолобая, сколько перед ней не распинайся. Таскать с открытых прилавков овощи-фрукты за неделю вроде научилась, а жизненную необходимость действия через устроенную мной для неё голодовку так и не прочувствовала. С одеждой, конечно, сложнее. Не раздевать же мне её, оставляя мёрзнуть в образовательных целях. Как знать, может и стоило. Что могло быть более доходчивым и эффективным? Но у меня рука не поднималась. Тем не менее из тупика надо было как-то выбираться и желательно побыстрее. И жить пусть поторопится, и чувствовать поспешит. Метод кнута не работает, а пряники для неё взять я мог разве что из воздуха. Не красноречия, не дара убеждения — голые мысли, которые волей-неволей приходилось выплёвывать изо рта. Хакс в этом плане был куда больший мастак, чем я. Но я унаследовал после него только его пост. Остроту языка и красоту мысли мой друг унёс в могилу.

— Ты понимаешь, что ты бы замёрзла в том, в чём ушла из дома?

Доверчивые миндалевидные орешки-глазёнки, уставившиеся на меня, были обманкой. Очень-очень милой обманкой. Аж в сердце кольнуло, право слово! Но я-то знал, в голове и на сердце бежевого динозаврика доверия ой как мало. Странно, что при родителях-алкашах в Рей откуда-то были зачатки «правильного» мышления, какие вряд ли могли передаться ей от них. Разве только в минуты просветления и протрезвления, но и то вряд ли.

— Но вы же дали мне другую… — начала мямлить она, но я не собирался это выслушивать.

— В том ты бы тоже долго не продержалась. Это худшее, что у нас было. Так, на всякий пожарный. Но точно лучше того, в чём ты пришла, потому и переодели тебя.

— Всё равно, воровать — это плохо, — мелкие ручки сжали собачку на куртке и потянули вверх, закрывая воротником шею и старательно хмуря лоб. Мелкая надеялась, что опустив подбородок максимально близко к груди, её глаза смогут разглядеть как там обстоят дела с шеей, всё ли прикрыто. А то на ощупь ведь никак этого не выяснишь! Надо бы подвести её к зеркалу. Наверное. Или ну его нафиг? Холод-то всяко почует. Но я знал, что, несмотря на верность этого факта, девчонки всё равно иногда любят позалипать перед зеркалом, так что может сдать её сейчас Марисе, когда уйду за пивом? Пусть побалуются маленько… Чёрт, нет. Ты теперь лидер, Кайло, соберись! Лидеру не пристало думать о баловстве, пусть и не о своём собственном.

— Тебе тепло во всём этом?

— Да.

— И это плохо?

— Нет, — Рей подскочила ко мне и зачем-то протянула ладонь к моим голым ладоням, но я отпрянул. Пусть сразу знает, что есть такая вещь, как личное пространство, и где заканчивается моё. Я сидел на стуле в своей комнате, так что разница в росте сейчас была не такая большая. Положив ладони на маленькие плечи, я отодвинул её от себя на расстояние вытянутых рук.

— Тогда прекрати пороть чушь. Хорошо? — старался звучать поласковей, но хрен его знает, как там вышло. Вряд ли мой строгий низкий голос был хуже перегара по утрам. Так или нет, а малявка опять пропустила всё мимо ушей.

— Это не чушь! — она ещё и возмущаться оказывается умела. — Воровать правда плохо, — и убеждать пыталась, — даже, если в украденном тепло и приятно пахнет.

Теперь сунула для наглядности или просто от удовольствия нос в низкий лысый воротник куртёжки. Я собирался указать ей на тему еды, но она прочла мои мысли, завершив тем самым собственные:

— И даже если тебе очень вкусно и сытно.