Цветы зла

Бредя по улицам кривым столицы старой,
Где самый ужас полн глухого колдовства,
Подстерегаю я, покорен странным чарам,
Немые, ветхие, родные существа.

Уроды жалкие красавицами были

Иль героинями. — Нельзя нам тех теней
Горбатых не любить. Душа в них давней былью
Полна. — Идут они, закутавшись плотней,

Гонимые бичом осеннего ненастья;

Томит их уличный стремительный поток,
И жмут они к груди, как дар былого счастья,
Мешочек бисерный иль вышитый платок.

Бегут они, спеша походкою нескладной;

Ползут, как раненый смертельно зверь лесной;
Иль пляшут невпопад, как будто беспощадный
Бес куклы дергает упрямою рукой.

Но острые глаза и ясные Бог дал им;

То ямы, где вода во мраке вечном спит;
Глаза такие же он дал и детям малым,
Смеющимся всему, что ярко заблестит.

— Заметили ли вы, что у старух нередко

Как детский гробик мал бывает вечный дом?
Смерть, мудрый гробовщик, пленительный и меткий
Являет символ нам в подобии таком.

Когда встречаю я такие привиденья

На фоне городской кишащей суеты,
Мне кажется всегда: еще одно мгновенье,
И ждет их колыбель за гранью темноты.

Иль, перебрав в уме ряд образов, я часто

При виде тех существ, где всё пошло вразброд,
Гадаю, сколько раз менять был должен мастер
Вид ящиков, куда тела он все кладет.

— Глаза те кладези, где спят во мраке слезы;

Горнила, полные остывшею рудой…
К таинственным глазам влекутся вечно грезы
Всех тех, кто вскормлен был страданьем и бедой!

II

Весталка, в давнего влюбленная Фраскати;
Иль жрица Талии, чья слава умерла;
Или прелестница, которая когда-то
Под сенью Тиволи сияла и цвела.

Я всеми опьянен! Но средь существ тех хилых

Одни из горьких бед мед сладкий извлекли,
Сказавши Подвигу, дававшему им силы:
«Крылатый конь, наш дух восхити от земли!»

Одна от родины обиды претерпела,

Другая мужнею измучена рукой,
А в третью сын вонзил безжалостные стрелы,
И слезы всех текли обильною рекой!

III

Как много я встречал старушек безымянных!
Одна меж них в тот час, когда, всю кровь свою
Пролив из ран, горит закат в лучах багряных,
Садилась иногда поодаль на скамью,

Внимая музыке воинственной и медной,

Чьи волны в городских просторах разлиты
В златые вечера, когда тот глас победный
Рождает вновь в сердцах безбрежные мечты.

Сидела там она, торжественно прямая,

Впивая жадно звук труб громких и литавр;
Глаза, как у орла, смотрели не мигая;
На мраморном челе вился как будто лавр.

IV